– Не ставят удовольствие впереди дела, – прогудел епископ, – как не ставят кисель впереди похлебки. От тебя не мести ждут, как бы сладка она ни была.

– Я помню. – О деле говорить проще, а Бонифаций, даром что ораторствует, как клирик, соображает, как маршал. – Я доложу Савиньяку обо всем, что видел в Олларии и здесь, а затем через Бергмарк проеду в Ноймаринен и Гельбе. К концу зимы доберусь.

Смешно, но если б он не расстался с Анселом, то был бы уже в Ноймаринен и почти наверняка встретился бы с Алвой, которого искал. Если Ворона нет в Тронко и если он проезжал через Валмон, он может быть лишь на севере.

– Зимой в горах лавины, – напомнил Валме, – а это хуже, чем дриксы и гаунау.

– Мне лавины не опасны, – откликнулся Чарльз, ловя мелькнувшую и ускользнувшую мысль, – я, в отличие от тебя, езжу молча.

– А я не гуляю по горам, – отпарировал Марсель. Жаль, что он остается. Даже странно, как быстро они стали друзьями. Братьев Рокслеев он знал с рождения, ну и что? Дружбы нет, остался долг даже не чести, а чего-то другого, начавшегося с желания схватить господина Килеана-ур-Ломбаха, приволочь на площадь Блаженного Хьюберта и убить на глазах уцелевших ювелиров. Не вышло, бывший комендант отправился в Закат без помощи теньента Давенпорта, но он его все-таки пристрелил. Вместе с маршалом Рокслеем – дядей Джеймса и Дэвида, другом отца, покровителем, почти родичем...

– Не понимаю, – сам для себя неожиданно пробормотал Чарльз, – зачем...

– А может, тебе и не дано? – предположил Марсель. – Вот и не понимаешь.

– Не понимаю, что нашло на Рокслеев. Другие – кошки с ними, но они?

– Рокслеи недалеко ушли от Окделлов, – махнул рукой Валме. – Чего Эгмонту не хватало? Герцог, генерал, а от свиньи на гербе никуда не денешься, даже если она кабан.

– Эгмонт был честным человеком, – начал Чарльз и вновь оказался в проклятой столовой рядом с пойманным врасплох королем. – Какое это имеет значение теперь?

– Беды сегодняшние прорастают из старых зерен, – подал голос Бонифаций, – а обиженные Создателем склонны обижаться на одаренных Им. Твердят обиженные о смирении, но видят в мечтах своих лишь унижение одаренных и себя в одеждах чужих, но свинья под седлом отвратна, а кровный конь и в хлеву стати не утратит.

Обиженные? Были ли Рокслеи обижены Фердинандом? Нет! А Создателем? Маршал Генри-старший с почетом ушел в отставку, едва не загубив кампанию 387 года. Генри-младший после конфуза дядюшки был оставлен в Олларии. Фердинанд решил, что бездарным, но верным военным место в столице, – как же над этим смеялись! Генри Рокслей тоже смеялся, когда приезжал погостить в Давенпорт. Неужели он ненавидел уже тогда? Но к Эгмонту он не примкнул.

В одном Чарльз не сомневался – с отцом маршал Генри ничего не обсуждал.

– Сударь, – прикрикнул Марсель, – вы опять уснули на самом интересном месте. Просыпайтесь, сейчас будем прощаться.

3

Две дюжины адуанов, двадцать шесть сменных коней. Неплохой эскорт, тем более ехать лишь до Цикотеры. Дальше придется плыть. Пробираться осенью через Ренкваху и внутренний Надор – дело гиблое, а Рассанна донесет, не заметит.

Бонифаций остановил коня и вытащил флягу.

– Благословим же плавающих и путешествующих, – возвестил Его Преосвященство, от души прикладываясь к источнику благодати, – ибо доброе дело требует благолепия и сил душевных. Пей, виконт!

Марсель с готовностью принял благословение и едва не выронил из рук: на черненом серебре раскинул крылья знакомый ворон. Епископ заметил и усмехнулся:

– Дар сей от мужа благочестивого, голову свою за други своя и за землю свою не щадящего. Так выпьем же за него, где б его кошки ни носили!

– Попадись он мне, – брякнул Валме, заглатывая обжигающую настойку: на вино епископ не разменивался. – Додумался: от собственных офицеров сбегать.

– Нехорошо это, – подтвердил епископ, – лишь дурная овца бросает агнцев в лесу средь волков рыкающих, ну да вы, чай, не агнцы! Сами кого хочешь заедите.

– Теньент Давенпорт, за тебя пьем, ибо нет за тобой грехов непростимых, а помыслы твои чисты и богоугодны. Отпускаю тебе грехи твои, воюй с миром.

– Воюй с миром, брат мой, – пробормотал и Марсель, от восторга поперхнувшись касерой. – Да пребудут с тобой... Леворукий, удачи тебе! И не теряйся!

– Это ты не теряйся, – Давенпорт припал к фляге с вороном, словно к святому причастию. – Спасибо, Ваше Высокопреосвященство. Марсель, я рад, что тебя встретил. Еще увидимся.

– Разумеется, – только б выжил, и пусть его Морены и Рокслеи живыми ходят. Ни одна погань не стоит жизни, ни единая! – Куда ж мы друг от друга денемся? Мы же теперь богоугодные. Правда, Ваше Преосвященство?

– Воистину, – кивнул Бонифаций, убирая флягу. – Токмо вы на Создателя уповайте, а пистолеты в промасленную кожу заворачивайте. Сыро нонче, а ольстры сии от наших дождей не дюже берегут.

1

Любовь слепа, и лучшим доказательством тому был Наль. Кузен из кожи вон лез, чтоб оправдать Айрис, хотя какие могут быть оправдания! Свихнувшаяся от любви к убийце дура опозорила не только брата, но и отца, и герб, а Наль мямлил об испытаниях и болезнях. Он просто не желал видеть очевидного, и Дику стало грустно, что его никчемная сестрица так заморочила голову в общем-то неплохому, хоть и нелепому человеку. Ричард знал, что такое любовь, и очень уважал Эйвона, потому и терпел, сколько мог, но у каждого терпения имеется предел. Кузен опять завел волынку о том, что Айрис видела в жизни мало хорошего, и Дик не выдержал.

– Ты говоришь, мало? – Ричард держался спокойно, но кузен дернулся и часто заморгал поросячьими глазками. И это наследник Окделлов?! – Можно подумать, мы с ней росли в разных семьях, а тебя и вовсе в лесу нашли! Но мы с тобой о фамильной чести не забыли и не забудем.

– Ну, Дикон... Ты должен понять, она ведь такая юная...

– В старые годы женщины Высоких Домов в семнадцать лет имели двоих детей, – отрезал Ричард. – Айрис – моя сестра и дочь Эгмонта Окделла, а ведет себя хуже «навозницы».

Наль в ответ только вздохнул, крыть ему было нечем. Ричард похлопал родича по плечу:

– Ладно, хватит. Я не желаю знать Айрис. По крайней мере, пока она не одумается. Но если ты готов терпеть ее выходки, женись на ней. Я даю свое согласие.

– Ты... Я? – Наль отчаянно покраснел, толстые пальцы сжимались и разжимались. Эту привычку Лараков Ричард помнил с детства. Эйвон, когда волновался, делал так же. Дику стало смешно, и зря – замазанные царапины не замедлили напомнить о себе унизительной болью.

– Именно ты, – огрызнулся Дикон. – Хочешь иметь в доме бешеную козу – женись. Только не говори потом, что тебя не предупреждали.