— Что, так и тянет примерить? — огрызнулась она.

Целитель по-мальчишески улыбнулся и спокойно просунул в доспех руку, оставив широкое железное кольцо болтаться на предплечье.

— В бою как зарядишь таким с локтя в голову, — его пальцы пробежались по гребню уплотнения, — судьба враз изменится.

— Точно. С живой на мертвую, — явидь остановилась и посмотрела на пасынка. — Ладно у нее, — кивок в мою сторону, — башка варит с перебоями, но ты… Ты пойдешь по этому? — она указала на грунтовку. — Глупость стала заразной? Или у тебя летнее обострение, зимний?

— Мы ведь ради этого сюда и шли, — он тоже посмотрел на дорогу.

— Хозяину Желтой цитадели вовсе не обязательно применять магию, чтобы нас убить, — вставила я. — Если он захочет, мы трупы. Так что не вижу повода для паники.

— Сказала та, которой пески нестрашны, — сыронизировала Пашка и отвернулась. — У меня есть для чего жить. Невер ждет мать, а потому вариант с возвращением сил этой гадостью, — под взглядом медных глаз парень снял железку с руки. — не для меня. Понятно?

— Понятно, — в этой части я была полностью с ней согласна. — Что предлагаешь?

— Вернуться в Остров, поговорить с Ависом, искать другой путь. Должна быть еще дорога.

— Лови, — парень достал из кармана телефон и кинул змее, — поговорить с травителем можно и отсюда. Но ведь ты догадываешься, что он тебе скажет, — чешуйчатая лапа сжала пластиковый корпус. — Будь я демоном, к моему дому не вело бы иных дорог, кроме тех, что подчиняются мне.

— Да иди ты, умник, — она швырнула телефон обратно.

— Это приказ Седого, не забыла? — прибегла я к последнему аргументу. — Надо идти.

— Хозяин не приказывал сдохнуть в песках, — она повела плечами, а я в который раз позавидовала изворотливости сознания нечисти: Кирилл не говорил о магии Простого, и приказа жертвовать собой так далеко от цели действительно отдано не было. — Я не отказываюсь выполнять приказ, лишь ищу другой путь. И кто сказал, что он не окажется короче вашего.

Змея отступила к переходу, становясь миниатюрной темноволосой девушкой.

— А если не найдешь? — прошептала я, отказываясь поверить в то, что происходило, в ее уход.

— Отработаю с десяток обедов и вернусь к сыну.

— Что сказать отцу? — Мартын поднялся.

— Ничего. Ты его не увидишь, — явидь выдохнула и нырнула в переход.

Такие вещи всегда встречаются неожиданно. И в них очень трудно поверить. Я настолько привыкла к своей надзирающей, к подруге, или что там нечисть вкладывает в это понятие, что не сразу поверила в ее уход. Это как вывалиться из теплого дома в лютый мороз и едва не захлебнуться ледяным воздухом. Дышать можно, но так и тянет назад в тепло. Настал момент, когда жизнь потребовала от нее слишком много, и змея отступила, чувство самосохранения не позволило ей поступить иначе.

Мы шли по желтой дороге уже два часа. Разговор не клеился. Без Пашки я не знала, как вести себя с Мартыном, словно она была тем, что объединяло молодого целителя и немолодую женщину.

Пейзаж, состоящий из густой травы, кустарника, разбросанных по сторонам чахлых рощиц, не менялся. Солнце стояло над головой, пыль покрывала желтым налетом ботинки. Было жарко и отчего-то тревожно.

До Желтой цитадели своим ходом полтора дня, а если засчитывать ночлег и другие остановки, так необходимые слабому человеку, то все два. Дорога была достаточно широкой, и нам советовали не стирать зря ноги, а взять или украсть машину. Именно поэтому мы ее и не взяли. Я и своим-то поостереглась верить, а уж чужим и подавно.

Кто бы мог подумать, что однажды я начну делить нечисть на свою и чужую.

Остов мы покинули поздним утром и шли, пока день не перевалил во вторую половину. Тени удлинились, стелясь по желтоватой дороге, но до наступления темноты оставалось еще несколько часов.

Я устала, но проигнорировала вопросительный взгляд Мартына, способного снять любую усталость. Магия, как соль: щепотка придает жизни вкус, а ложка отравляет, оседая на костях, суставах, органах. А мою жизнь уже достаточно приправили.

Вдоль шедшей под уклон дороги стали попадаться чахлые кустики, через час сменившиеся подлеском, а затем густой рощей стволов-великанов в основном лип. Но попадались клены и березы. Грязно-желтая грунтовка неожиданно изогнулась почти под прямым углом. И когда мы снова вышли на открытое пространство, я поняла, что путь окончен.

За поворотом дорога плавно перешла в знакомую до малейших мелочей улочку, с рядами домиков вдоль, редкими деревьями и полным отсутствием заборов. Я ускорила шаг, а потом побежала. Первый поворот направо, первый дом, второй, третий, четвертый. Даже от теней я так не бегала. Спортивная сумка хлопала по боку, и я сбросила ее в пыль, как ненужную. Быстрее мы бежим не от чего-то, а к чему-то. Если цель важна, то тебя не догонит ни одна гарха.

Я с разбегу взлетела на крыльцо, дернула дверь и вбежала в дом.

— Марья Николаевна! — голос предательски сорвался.

Четвертый дом по первой улице Юкова был моим. Моя дверь, мое окно, мой стол, моя плита, лестница из темного дерева, кладовка, превращенная во вторую спальню, низкая кровать с вышитым покрывалом. Из моей комнаты исчезли картинки лазоревого, сливающегося с морем неба. Не было шкатулки с украшениями, не было вазочки с печеньем у изголовья, не было иконы. Ничего не было — ни одной личной вещи, придававшей дому неповторимый и жилой облик. Исчезли мелочи, выдававшие принадлежность, как личная роспись, то, что принадлежит лишь тебе. Остались стены, окна, пол, потолок, уже не новая мебель. И все. Дом напоминал выскобленную скорлупу.

Я распахнула дверь в подвал, лестница, начинавшаяся за порогом, уходила в темноту, раньше уютную, теперь же тревожно-безликую. Щелкнул выключатель, лампочка осталась равнодушна к моим усилиям, электричества не было. Я стал быстро спускаться, там, внизу я знала каждый поворот, каждую доску или кирпич в стене. Знала раньше. Теперь это был обычный подпол, если не считать излишеством семигранную форму. Тусклый свет экрана телефона прошелся по голым стенам. Ни полок с книгами, ни мягких подушек на диване, ни ставшего частью меня знака на стене.

От страха похолодел затылок, по коже маршировала болезненная шеренга мурашек.

Я развернулась и взбежала вверх по ступеням. В гостиной ничего не изменилось, лишь от входа вела цепочка моих же собственных следов. Я присела и провела пальцами по темным доскам пола. Нет, не пыль. Песок, вездесущий песок востока.

— Ефим, — закричала я, — Ефим!

— Бесполезно, — раздался хриплый голос, и бешено-колотящееся сердце провалилось в живот.

В дверях стояла знакомая сутулая фигура. Веник оперся рукой о косяк и спросил:

— Что случилось? — черная пиратская повязка была покрыта тем же желтоватым налетом, что и пол. Падальщик встряхнулся, запустил пятерню в голову, с русых волос посыпался песок.