— Или кто — или кто, — с тихим смехом ответил собеседник. — Ладно, девицу мы из арбалета приголубим. Да не волнуйся ты, не впервой!

— Вот то-то, что не впервой — не расслабляйтесь. Ладно, удачи!

Весь разговор я пролежал, вжавшись в землю, не шевелясь, в лучших традициях ирокезов. Вымок в росе, продрог, но себя не выдал.

Вот уж действительно повезло, так повезло! На самом деле я этому типу изначально на грош не верил и, если бы он пошел со мной в дозор, следил бы за ним в оба глаза. Ну не должен командир сам идти в охранение — его дело — командовать, так что хрен бы он меня врасплох застал. Но вот с остальными что делать? Предупредить? А кто мне поверит? Да тот же Фурнье на смех поднимет — тоже мне — щенок на матерого пса хвост поднял! И от остальных другой реакции ждать не приходится.

Кроме того, а кто те четверо, на чью помощь наш бравый командир рассчитывает?

Так что поговорить я могу только с Мартой. Но когда? В какой момент и куда де Куэрон снотворное сунет?

Делать нечего, придется идти в спальню, на радость окружающим — благо сегодня она одна в комнате. Вот ведь повод для сплетен будет! Но по-другому нельзя, жизнь дороже.

Моя смена закончилась в три часа и, под одобрительные смешки старших товарищей, я направился в комнату Марты, расположенную на втором этаже. А поскольку дверь изнутри была закрыта на задвижку, я, как истинный кабальеро, полез в окно. Нашел во дворе лестницу, приставил к стене, тихонько поднялся, ножом аккуратно снял крючок, державший ставни, открыл их и тут же получил каким-то тазом по морде! Громко, больно, обидно, понимаешь, да? Из соседних окон грохнул здоровый мужской хохот — видимо народ давно ждал от меня решительного поступка, а от Марты подобной реакции.

Вот и совершай рыцарские подвиги во славу прекрасных … хм… гм… да, прекрасных дам, а какие они еще бывают?!

Тем не менее, я твердо решил, что битая морда — не повод отказываться от своих планов и, кряхтя как старый дед, таки влез в то окно.

И уже Марта испуганно прижала руки к лицу — маски на ней не было. Но в ярком лунном свете я успел все рассмотреть. Вот клянусь — тех мерзавцев, что сотворили такое с женщиной, казнить надо, причем в лучших местных традициях, как за святотатство. Лица не было вообще. Глаза, губы и страшное переплетение шрамов. Господи, как же она это пережила? Как она вообще после этого человеком смогла остаться? Да за один ее смех ее к лику святых при жизни причислить надо. Или это я святотатствую? Но и ладно.

Наверное, Марта что-то такое прочитала на моем лице, потому что, отвернувшись, надела маску, снова повернулась и тихим спокойным голосом, каким матери говорят с глупыми расшалившимися детьми, спросила:

— Зачем ты пришел?

— Завтра нас будут убивать.

— Кто? — голос по-прежнему спокоен.

— Бандиты с помощью Куэрона, — и я пересказал содержание подслушанного разговора.

— Ты правильно сделал, что пришел. Сегодня я не буду ни пить, ни есть. Один лук у меня всегда снаряжен, утром в повозке снаряжу и второй. Спасибо. Только уходить тебе прямо сейчас нельзя — ты должен был или уйти немедленно, или задержаться надолго. Что же, пусть думают, что ты добился своего. Тогда у нас будет шанс. А репутация… я ведь знаю, что обо мне говорят. Но когда-нибудь я вырвусь из этого болота, и у меня будет семья. Будет, будет, будет… — и Марта заплакала. Так не плачут взрослые люди. Так плачут только дети. Чисто, светло и безнадежно. Профессиональный солдат, лично убивший множество людей, которого завтра самого будут убивать. Она плакала, а я утешал ее, как ребенка, которому безразличны доводы разума, которому просто надо, чтобы кто-то близкий повторял и повторял, что все будет хорошо, страхи пройдут, а утреннее солнце обязательно улыбнется и вернет потерянное счастье…

Я ушел затемно. Соседи по комнате деликатно притворились спящими. А утром народ, глядя на мою побитую физиономию и красные глаза Марты, сделал логичный вывод, втихомолку ухмылялся, но помалкивал. Простые, милые люди. Кто же из них те четверо, что сегодня наведут на караван убийц и спокойно будут слушать наши предсмертные крики? Что же, скоро узнаем.

Примерно через час после начала пути караван подъехал к лесу.

Куэрон (ну не мог я его даже мысленно признавать дворянином) дал команду остановиться и подозвал охрану. Марта подошла, всем своим видом показывая, что борется со сном из последних сил.

— Мне не нравится этот лес, выдвигаем охранение. Я иду лично, будьте внимательны.

В левый и головной дозоры он назначил четырех человек, от которых, в общем, я никак не ждал предательства. Нормальные, компанейские мужики, всегда готовые подставить плечо, чтобы вытолкать увязшую повозку, собрать дрова для костра на привале, смастрячить немудреную походную снедь. Сейчас они уходили, обрекая нас на смерть. По крайней мере, они так думали.

Себе в напарники Куэрон выбрал меня. И слава Богу — не придется красться за ним в попытке предотвратить убийство. Теперь сам его убью, не зря я обе сабли взял. Ну, если, конечно, он не одумается.

Через десять минут пути по лесу Куэрон пристроился ко мне за спину и послышался шелест доставаемой из ножен шпаги. Когда обернулся, шпага еще не обнажилась, а на губах мерзавца сверкала улыбка победителя — пока я еще оружие достану, а пистолета у меня нет и отскочить некуда — кругом в сплошную стену слились густые кусты. Да, господин Куэрон, за измену надо платить. И за невнимательность тоже — не обратили Вы внимание, что левую саблю я прицепил обратным подвесом, на шашечный манер — меня этому де Ри лично учил. Самый быстрый удар — никакие японские катаны рядом не лежали.

Он еще продолжал улыбаться, когда к его ногам упала его же правая кисть. Улыбка сошла только когда я обратным восходящим ударом перерубил ему горло. Предатель попытался закричать, но воздух к связкам уже не поступал. Все как учили — быстро и тихо. Только мне погано — первый человек, убитый мною в схватке. Не стрелой на расстоянии, а вот так, лицом к лицу, глаза в глаза. А ведь дай я ему возможность обнажить шпагу, и неизвестно, чем бы дело кончилось. Все-таки опыта реального боя у меня до этой минуты не было.

Но и возможности порефлексировать нет — надо возвращаться. Уже буквально на подходе со стороны каравана раздались выстрелы, и я рванул на помощь. Спина взмокла, во рту сухо, но бежать надо — там наших убивают. Когда подбежал к дороге, увидел, что бой ведется уже у самых повозок.

Нападающих человек тридцать, из них уже шестеро раненных или убиты — корчатся на земле. Наши потери пока не понять, но Марта жива, стреляет с невероятной скоростью. А прямо передо мною мужик поднимает мушкет. Ну, это ты зря. Пока раскинь мозгами на дороге, а мне в драку надо. Эх, посмотрим, чему я научился!

Реальный бой скоротечен. Несколько отработанных до автоматизма защит и ударов и все. Вот только начали — и уже конец. И народ на меня во все глаза смотрит, кто жив. И ужас в этих глазах, а я вообще мало чего понимаю. Только что жив, что победил и что Марта жива.