Оставался вопрос, что делать с лишними лодками, которых теперь в распоряжении их компании оказалось целых четыре, а из лиц, умеющих заводить мотор, один был недееспособен, а второй, по имени Иван, самым наглым образом дрых стоя, сидя и на ходу. Детектива можно было не считать — в связанном виде он представлял из себя не человеко-единицу, а сорт имущества, о котором надлежало заботиться, то есть охранять его и оберегать от повреждений.

— Ванька проснется еще нескоро, — тоном знатока провозгласил Трувор. — И Олюшка тоже. В лодку детектива могу сесть я, а киллеровскую возьмем на буксир. Как и лодку канадцев.

— А если одна из веревок попадет под винт? — возразила Белла. — Давайте плоскодонку канадцев привяжем к нашему носу, а чтобы лодки не бились бортами друг об друга, используем как распорки весла. Киллер-лодку привяжем к ней, я сяду туда, а чтобы нагрузка на конструкцию была не слишком сильной, не гоните на полную мощность. Если мы окажемся в Городце не через 15 минут, а через полчаса, или даже через час, не пострадает никто.

Так и решено было поступить. В лодку канадцев ногами вперед, вопреки всем приметам, занесли матрас с канадцем, рядом с ним разместились Марта с Анюткой, а Ивана с Олюшкой отправили в лодку главную, моторизованную, управление которой Красавчик взял на себя. Детектив был помещен там же, и кто за кем теперь следил, было не совсем ясно.

Индеец к моменту старта окончательно пришел в себя, и немедленно попытался принять более вертикальное положение, то есть хотя бы сидячее, но был принудительно уложен досыпать. Белла мягко убедила его, что все это время рядом с ним будут находиться девочки, и он может ни о чем не беспокоиться.

Заставив старика проглотить пару таблеток какого-то антибиотика, она посидела рядом с ним, пока тот не заснул, а потом переместилась в киллер-лодку, и они отчалили. В фарватере после того, как на главной лодке мотор заработал на запланированную мощность, Белла отгородила себя от мира брезентом, и исчезла от обзора.

Вопреки всякой логике Валентин испытывал острую зависть к человеку, который пару часов тому назад не дрогнув выдержал тяжелейшую операцию без наркоза. Как охранник главаря банды он знал по опыту, какие муки испытывают люди, когда в их теле ковыряются посторонними предметами, как они кричат и корчатся. Старый Дик не корчился и не кричал…

Бывший Красавчик, а ныне Валентин вздохнул: он бы, наверное, так не смог…

Красавчик мертв, — подумал он, — а я жив. Кстати, Городец симпатичный город, и можно будет от этого кое-что поиметь. Надо будет перед сном почитать о нем, чтобы завтра показать канадцам нашу русскую глубинку во всем ее блеске. Взялся изображать гида — так изображай…

… Тем более что этот сыскарь теперь некоторое время будет ошиваться с нами, и если я не хочу вызвать в нем разные подозрения, то придется блистать перед ним эрудицией, то есть распускать павлиний хвост и изображать образованного.

Скоро покажутся огни города… Говорила же Белла: не торопиться.

Спускались сумерки.

Городец, — снова всплыло в памяти название.

* * *

В этот самое время Леонид Петрович, сидя в противоположной части лодки и глядя прямо в лицо человека, которого он разыскивал, размышлял, что он станет делать после того, как занятная канадско-русская шайка-лейка растворится в просторах нашей необъятной, оставив его в Нижнем Новгороде в какой-нибудь гостинице, накачав снотворным. Эти люди были хитры и предусмотрительны.

Особенно вот этот то ли гид, то ли учитель, то ли бывший спецназовец, а может и то, и другое, и третье. Да и Белла была ему под стать. С ее опасными связями она была еще та штучка, переходить дорогу ей было слишком рискованно.

Как быстро она сумела вызвать нужных людей, чтобы те подменили труп киллера на подходящий по габаритам манекен, выполненный в лучших японских традициях: отличить от натурального человеческого тела без экспертизы было невозможно.

Несомненно, готовить это псевдотело начали не сегодня, а сразу же после побега Красавчика из-под стражи, но что это меняет? Очутиться между двумя криминальными группировками, да еще такими влиятельными, было чревато последствиями.

Выслеживать Красавчика после всего произошедшего было бы вселенской глупостью, но и соглашаться работать на мафию тоже было нельзя. Необходимо было сохранить свободу действий, а для этого вернуться в московскую контору и там заняться обычными рутинными делами…

* * *

Леонид Петрович очень бы удивился, если бы узнал, о чем думала штучка с опасными связями Белла, садясь в избранную ей лодку. А думала эта строгая и рассудительная дама о том, как соскучилась она по своему мужу, и как здорово было бы оказаться, наконец, с ним наедине.

Еще более бы он изумился, обнаружив, что опустив над лодкой тент, Белла сладко потянулась, и губы ее прошептали странное слово Чутка!

— Я одна, — произнесла красавица спустя мгновение почти неслышно. — Не хотел бы ты подзарядиться энергией? У нас есть полчаса, в которые нам никто не помешает…

* * *

Только старый Дик Кожаный Мокасин ни о чем не думал. Ему снилась Александра Марковна. Молодая, нежная, трепетная, она манила его за собой в рощу. Она улыбалась ему, и ее гибкие руки ласкали его, с каждым своим прикосновением вызывая желание продлить мучительное наслаждение.

О, как он жаждал продолжения действа, он готов был отдать за него все что имел — даже самоё жизнь ему было не жалко. За один-единственный миг, если придется. Но видение растворялось в тумане, оставляя после себя лишь желание вернуться, чтобы пройти этот путь до конца.

Желание. Жажду.

Дик видел этот сон не в первый раз, но сегодня он был особенно ярок. Самым странным в этом сне было то, что несмотря на его неполноту, индейцу нравилось его видеть, испытывать ощущения, которые тот вызывал. Даже когда ему снилось одно лицо Александры Марковны, ее силуэт или просто голос — и тогда Дик ощущал блаженство, в котором ему хотелось раствориться без остатка.

Ни во сне, ни проснувшись, ему никогда не хотелось избавиться от наваждения, отогнать от себя призрак лесной красавицы. Она властвовала в его сердце, разрывая его на две половинки, на два равно направленных устремления. Одно требовало вернуться, а другое — подчиниться приказу: Иди и смотри!.

Даже само воспоминание об этом сне заставляло сердце Дика биться ровнее, ему было хорошо, тепло и уютно от прикосновения призрачных рук и звучащего в душе мелодичного волшебного голоса. К тому же отданной лесной ведуньей приказ соответствовал тому, ради чего