дверь приоткрытой. Спускаясь по лестнице, я проверил приложение на своем телефоне, которое использовал, чтобы следить за дочерью, когда она спала. Обычно я пользовался им только тогда, когда был внизу, занимался спортом или плавал в бассейне после игры, и мне хотелось быть уверенным, что с ней все в порядке.

Теперь я хотел убедиться, что это работает, чтобы я мог пойти и предложить кое-что своему новому боссу.

Явная абсурдность заставила меня тихо фыркнуть. Но остановило ли это меня?

Черт возьми, нет.

Во всяком случае, я поздравил себя с собственной гениальностью, потому что это была идеальная задумка. Мысль об Элли, казалась, становилась все больше и больше в моем сознании, пока я не задался вопросом, не выдумываю ли я этот неистовый жар, который вспыхнул в тот единственный идеальный момент. Ее способность отвлекать внимание быстро расширялась в пространстве неизвестного. Изучение того, что было между нами, было самым логичным способом это контролировать.

Как можно тише я открыл дверь во внутренний дворик, оставив свет выключенным. Фонарей, которые она повесила над собственным помещением на нижнем уровне, было достаточно, чтобы ориентироваться в моем дворе. Заботливо с ее стороны.

Как только я добрался до изгороди, разделяющей нашу собственность, я воспользовался, по общему мнению, жутковатым моментом, чтобы посмотреть на нее, прежде чем она поняла, что я там. Ее глаза были закрыты, голова все еще лежала на краю гидромассажной ванны, как и раньше.

Зачесанные назад и мокрые, ее светлые волосы казались темными. На лице не было косметики. И с бурлящей вокруг груди водой, без купальника, она выглядела обнаженной.

Энергия.

Электричество.

Что бы это ни было, Элли контролировала это, просто дыша. Возможно, это должно было заставить меня вернуться к себе домой, но я тихо откашлялся и наблюдал, как она быстро села в воде, мгновенно сфокусировав на мне взгляд.

Не голая. Ее купальник без бретелек был голубым, того же цвета, что и глаза.

Она медленно погружалась обратно в воду, пока я продирался сквозь живую изгородь.

— Сегодня была хорошая игра, — тихо сказала она, повторив то, что сказала в лифте неделей ранее. Я ухмыльнулся и скрестил руки на груди. Ее блестящие глаза задержались на моих татуировках. Я никогда не встречал женщину, которая могла бы наполнить тишину такой внутренней пульсирующей силой.

— Спасибо. — Я вздернул подбородок и подождал, пока она снова встретится со мной взглядом. Элли не торопилась, черт возьми. — У меня только что появилась идея.

— Надеюсь, ты не ушибся в процессе.

Я облизнул губы, чтобы не рассмеяться, и подавил улыбку. Вот почему я был здесь. Именно поэтому. Она не боялась меня. Не возводила представление обо мне в ранг бога, что было так распространено среди профессиональных спортсменов. Большинству парней это нравилось, они стремились к этому. Вот почему они совершали такие глупости, как измена своим женам в общественных местах и не думали о последствиях, если их поймают. Потому что они думали, что выше всего этого. Этот кайф вызывал зависимость, как любой наркотик.

Но я этого не хотел. У меня никогда этого не было.

Элли посмотрела на меня и увидела Люка. Не Люка Пирсона, профессионального квотербека.

И, возможно, это само по себе было для меня наркотиком, потому что я стоял перед ней, готовый пойти на этот риск. Глубоко вздохнув, я двинулся вперед, пока не смог опереться бедром о край ее горячей ванны.

— У меня есть к тебе предложение.

Ее лицо не изменилось, если не считать медленного подъема идеально выщипанных бровей.

— Да?

— Не знаю, как тебе, но то, что произошло в том гостиничном номере, было слишком приятно, чтобы игнорировать. — Я потер затылок. — И поверь мне, я пытался.

— Я тоже.

— Что, если мы заключим еще одно перемирие? — Я склонил голову набок и задумался. — Возможно, перемирие — неподходящее слово. Приостановка наших профессиональных границ в течение определенного согласованного периода времени.

Ее губы дернулись от моего предложения.

— И что конкретно даст нам это отстранение?

Я повернулся, чтобы опереться руками о край, мокрый от окружающей ее воды, воздух густой и горячий от температуры на улице.

— Деятельность непрофессионального характера.

Это сработало. Ее глаза загорелись. Странно, что температура воды не повысилась только из-за того, что происходило у нее в голове.

— Я слушаю, — сказала она.

— В сезон у меня сумасшедшие недели, поэтому я думаю об одной ночи в неделю. Единственная ночь, когда могу расслабиться.

Ее лицо быстро озарила улыбка.

— Значит, в воскресенье вечером? — уточнила она, скрестив руки под водой.

Я поджал губы.

— Если только у нас не будет игры в понедельник вечером. Тогда ты сама по себе.

— Я прекрасно справлюсь с этим, — промурлыкала она.

Теперь я действительно рассмеялся.

— Ты опасна, Александра Саттон.

Ее лицо стало неожиданно серьезным.

— Не для тебя.

Особенно для меня, подумал я. Но надежно спрятал это в своей голове.

— Игровые вечера, — повторила она.

— Если только у меня не сотрясение мозга или не сломана конечность, — поправился я.

Ее губы изогнулись.

— Я могла бы быть нежной.

Я поднял палец.

— Ты только что сказала мне, что ты не опасна. Лгунья.

— И все остается внизу, — внесла она свою правку.

— Поясни? — осторожно спросил я, уверенный, что у нее была очень веская причина для уточнения.

— Мне нравится твоя дочь, — быстро сказала Элли. — Но я не хочу, чтобы она случайно застала нас в твоей комнате.

— Я тоже не хочу. — Приподнял бровь. — Но она тоже может спуститься вниз.

Элли облизнула губы и пристально посмотрела мне в лицо.

— Не хочу, чтобы это прозвучало неправильно, но я чувствую, что перенос этого наверх, в пространство, в котором мы живем большую часть нашей жизни, меняет ситуацию. Делает ее более серьезной.

Я кивнул. Для меня это прозвучало правильно. Я точно понял, что она имела в виду. Моя спальня была моим личным приватным пространством, которое я ни с кем не делил.

Никогда не думал о том, чтобы поделиться этим с кем-нибудь. И самой страшной частью, частью, которую я отказывался раскрывать в своих мыслях, было то, что я мог представить Элли в своей постели с потрясающей ясностью.

Во время моего молчания она ненадолго прикусила нижнюю губу, а потом сказала:

— Может быть, это воображаемая граница. Я не знаю. Это просто ощущается … как важная граница.

Возможно, это было произвольно. Возможно, это было не так. Но я понял, о чем она говорила. Гостиничные номера и диваны ощущались иначе, чем кровати, на которых мы спали каждую ночь. Вот почему я согласился.

— Ты отличный переговорщик, —