– Кто поглядывает? – Ирина отыграла несколько секунд, за которые она смогла подавить начальное смятение. – Зачем?

– Катаяма-сан, мы, конечно, можем с Мураками-сан отвечать на ваши вопросы и задавать свои отсюда, из коридора, но поверьте, будет лучше, и прежде всего – лучше для вас, если вы любезно разрешите нам зайти. – Я шагнул на полметра вперед, убедившись, что с фигурой у Ирины пока проблем никаких нет. – Так как насчет пригласить нас внутрь?

– Что вам от меня нужно? – Ирина демонстративно проигнорировала мой вопрос и с места не сдвинулась.

– Нам нужно поговорить с вами, – ответил я, стараясь звучать как можно холоднее.

– О чем?

– У нас к вам несколько вопросов. – Я не собирался задавать ей их из коридора, какие бы там эротичные черные подвязки ни скрывала ее притягивающая и взоры, и руки желтая юбка.

– Каких? – не унималась она.

В случае таких вот словесных перепалок Пересвета с Челубеем, которые частенько случаются между мной и неуступчивым Ганиным, он любит мрачно констатировать: «Нашла косая камень…» Мне всегда непонятно, как это связано с моей самурайской твердостью в верных убеждениях и его ослиной упертостью в завиральных идеях, но сам образ того, как косая баба поднимает с земли орудие пролетариата и не спеша готовится запустить им в свою цель, не заботясь о возможном и весьма вероятном отклонении его от планируемой траектории в силу дефекта ее зрения, впечатляет и определенно страшит.

– А вот об этом я вам скажу, когда вы нас впустите к себе, – сказал я голосом забравшейся в меня этой самой косой бабы, нашедшей камень. – Обязательно скажу!

– Заходите. – Она наконец-то сдала оборонительные позиции, отступив в глубь фешенебельного, но старомодного номера, уставленного дорогой, но громоздкой мебелью в стиле нашего японского ампира рубежа благословенных семидесятых и восьмидесятых. – Только должна предупредить: у меня дела в городе.

– Мы ненадолго, – соврал я, осматриваясь.

– Да уж, пожалуйста, – съязвила Ирина.

– Сесть можно? – своим классическим, уже тихим, но твердым голосом поинтересовалась просочившаяся вслед за мной Мураками.

– Ради бога, – без малейшего дуновения душевной теплоты выплюнула Ирина.

Аюми села в одно из двух трактороподобных кресел, а я поспешил занять второе, чтобы русской красотке ничего не осталось делать, как сесть на узенький диванчик напротив: я люблю по возможности совмещать полезное с приятным и в данном случае, благо канапе это было немного выше разделяющего нас журнального столика, мне представлялся прекрасный шанс наблюдать ее слабо прикрытые номинальной юбкой и полупрозрачными колготками заветные прелести.

Так оно и вышло: Ирина без видимого стеснения, привычными движениями роковой женщины, расположила свой драгоценный товар на диванчике, открыв моему взору такие виды, о возможности существования которых еще позавчера я даже и не подозревал, а заодно разрушив мои нескромные иллюзии по поводу ажурных подвязок.

– Вы опять про свой мешок спрашивать будете? – Судя по взгляду, она колебалась в вопросе, начинать ли ей обрабатывать меня по эротической линии, чтобы добиться моей благосклонности, или же оставаться подчеркнуто нейтральной в половом плане.

– Мешок, Ирина, позвольте вам напомнить, был ваш. – Я, в свою очередь, не без труда сохранял сексуальный нейтралитет, пытаясь смотреть на аппетитные колени и бедра только косым, боковым зрением, но никак не прямым взглядом.

– Я же вам вчера в Отару сказала все, – напомнила прелестница о нашем «хилтоновском» кофепитии.

– Я помню, Ирина, – усмехнулся я. – На плохую память я пока не жалуюсь.

– А на что жалуетесь? – ехидно поинтересовалась она и посмотрела мне куда-то в область пупка.

– Да много на что… – Я продолжал ухмыляться, умышленно затягивая время: ведь не в номере же она собирается две недели сидеть. – Все перечислять – скучно и долго.

– Так какие у вас за ночь вопросы появились? – Она сильнее вжалась в спинку диванчика, отчего юбка на ней отползла на пару сантиметров назад, еще раз подтвердив тем самым, что свою сонную варежку на предмет подвязок я раскрывал зря.

– Нас интересует один ваш знакомый.

– Знакомый? – По чуть дрогнувшему голосу было понятно, что мой вопрос попал не в ее подведенную карандашом изящную бровь, а в ее излучающий массу сексуальной энергии глаз.

– Да, знакомый, – спокойно кивнул я.

– Кто именно? – Нет, она не запсиховала, не задергалась, не заметалась по дивану, обнажая до поясного сгиба свои великолепные тугие бедра, но по всему ее упругому, кошачьему телу пробежал электрический разряд, искры от которого брызнули мне в, несмотря на бессонную ночь, четко работающее сознание.

– У вас их много? – продолжал улыбаться я.

– А вы как думаете? – стеклянным голосом спросила она.

– Думаю, много.

– Правильно думаете! Кто из них вас интересует?

– Селиванов.

– Кто? – И по этому искреннему «кто», не знаю, как Мураками, но мне сразу стало понятно, что залп был дан мимо.

– Селиванов Владимир Николаевич, – пояснил я, прекратив улыбаться. – Нас сейчас интересует он.

– Я такого не знаю, – опять-таки явно искренне отреагировала она на мои слова.

– У нас другая информация. – Раз торпеда прошла мимо, надо теперь извлекать пользу хотя бы из волн от нее.

– Какая у вас информация?

– Такая, что вы с ним знакомы.

– Я еще раз заявляю: я никакого Владимира Николаевича Селиванова не знаю! – Она произнесла это с такой честной интонацией, что, не увидь я ее вчера собственными глазами в гостиничном кафе, можно было бы ей поверить.

– Катаяма-сан, вчера вечером три сотрудника полиции, двое из которых сейчас перед вами, были свидетелями вашего с ним разговора. – Я взглянул на нее с отеческой укоризной.

– Вчера? – Она растерянно посмотрела на меня, а затем на Мураками. – Вы? И вы?…

– Да, Ирина, я, Мураками-сан и сержант полиции Хоккайдо наблюдали вашу беседу с Владимиром Николаевичем Селивановым. – Я никак не мог осознать, почему она, дав своей интонацией понять, что Селиванов ее совершенно не заботит, теперь так настойчиво отрицает факт знакомства с ним.

– Где вы меня вчера видели? – чуть озлобленно спросила она. – В смысле, меня с этим Селивановым…

– Внизу, в кафе, – спокойно ответил я.

– А-а!… Этот Селиванов! – Прилив искренности в ее восклицаниях повторился вновь.

– А что, вы думали о другом?

– Да ни о ком я не думала! – с облегчением улыбнулась она. – Я и не знала, что он Селиванов!

– Не знали? – недоверчиво спросил я.

– Не знала!

– Но беседовали с ним?

– Разговаривала, – педантично поправила она меня.