Все сложилось намного удачнее, чем думалось. Обозленные потерями, успешно прижав к земле тыловую тройку и увлекшись атакой на подгруппу Маркитанова, «чехи» совершенно забыли о прикрытии с тыла. Одновременный огонь из всех стволов поставил точку в существовании банды. Вопли, завывания, взывания к Аллаху пропали втуне. В десять минут все оказалось кончено. Выстрелы стихли. Выставив охранение, разведчики начали оказывать первую медицинскую помощь раненым. Снесли и уложили рядом убитых.

— Фешника нашли? — разорвав зубами упаковку индивидуального перевязочного пакета, отрешенно уточнил сидевший на земле прапорщик.

Кто-то из спецназовцев отрицательно покачал головой. Маркитанов зло выругался и тут же потребовал от сидевших неподалеку бойцов:

— Поищите лучше, не успели же они его прикопать.

И без того уставшие бойцы начали подниматься, но их остановил жест появившегося из глубины базы группника — «сидите».

— Живой он, Вениаминыч, — капитан подошел к бинтующему ногу Маркитанову. — Ушел, сука. Один ушел…

— Как же так? — бинт выпал из ослабевших пальцев.

— Вот так. Оттащил пленного подальше. Узнал, что хотел. И ушел… — Группник на пару секунд замолчал. — Кинул он нас. А мы тут… как бы знать, хоть бы по рации сказал, падла… — Синицын в отчаянии махнул рукой. В его глазах заблестели слезы.

— Получается, мы ребят зря положили? — Дмитрий устало вытер окровавленной рукой выступивший на лбу пот.

— Нет, не зря, — в голосе группника появилась твердая уверенность, — вон сколько гадов грохнули. Сполна заплатили, сволочи!

Дмитрий поднял взгляд — куда ни посмотри, всюду лежали трупы убитых ваххабитов.

— Не зря, — как эхо повторил он, но на душе почему по-прежнему лежала горечь. Ощущение предательства давило душу. Легкий ветерок бил в лицо. Хотелось пить.

— А где агент? — неожиданно вспомнил заместитель командира группы.

Никто не ответил. Он огляделся по сторонам и, не найдя прибежавшего к ним чеченца, спросил громче:

— Зверев, где хренов агент? — «Уж не срулил ли он вместе с фешником?» — забилась в голове настойчивая мысль.

— Да грохнули его, — довольно беззаботно отозвался Зверев. Маркитанов вздрогнул, холодея от нехорошей мысли.

— Кто грохнул? Мы? Ты?

— Да снайпер его шлепнул. — И чтобы отмести от себя всяческие подозрения: — «Чеховский», высунулся он и схлопотал.

— Где труп? — не отставал прапорщик.

— Валяется.

— Где?

— Там, — взмах руки.

— Тащите его…

— Куда?

— Сюда, — чувствовалось, что все до бесконечности устали.

— Куда сюда?

— Да вон в кучу тащите, он фешеровский, пусть фешеры и разбираются — кто свой, кто чужой. Тьфу ты, пропади оно все пропадом… — Маркитанов плюнул, он был слишком сердит на смывшегося подполковника, чтобы всерьез опечалиться судьбой его подопечного, тем более что тот был уже трупом. — Что с эвакуацией? — повернулся он к находившемуся на связи радисту.

— Вертолеты давно вылетели, — отозвался радист. Подтверждая его слова, со стороны высоко поднявшегося над хребтом солнца послышался нарастающий звук моторов. Дмитрий поднял голову. Из-за вершин деревьев стремительно выскочили две пятнистые «вертушки». Сделав один круг, они медленно зашли на приготовленную для них посадочную площадку. Оранжевый дым медленно уносился тянувшимся с хребта ветром. Хотелось отмыться от всего и уснуть. Уснуть и хотя бы на немного забыть события этого утра… А совсем рядом, упав на измочаленную пулями и осколками траву, безмятежно спал до бесконечности вымотавшийся Агеев. Его лицо, испачканное грязью, кровью и копотью сгоревшего пороха, выглядело счастливо-умиротворенным. И даже рокот опускавшегося вертолета не смог выдернуть его из объятий сна.

— Серый, подъем! — кто-то из бойцов встряхнул спавшего.

— Я сейчас, — сонно отозвался тот, поднимаясь и первым делом нащупывая оружие.

— Живее! — поторопил группник. В приземлившийся первым вертолет уцелевшие разведчики потащили раненых и убитых.

«Неужели так и должно быть? — глядя им вслед, Дмитрий сжал зубы от злости и бессилия что-либо изменить. — Почему, чтобы одни могли продолжать жить, другие должны пожертвовать своей жизнью? Разве нельзя иначе?» — он сам себе задавал вопросы и не находил ответов. А в голубом небе сверкало позолотой ничему не удивляющееся бесконечно яркое солнце. Дмитрий взглянул на бесстрастного свидетеля миллионов и миллиардов разыгрывавшихся на Земле трагедий, тяжело вздохнул, отвернулся от остальных разведчиков, быстрым движением смахнул что-то со своих щек и, не дожидаясь команды командира, зашагал к вращавшей винтами боевой машине.

— Домой, — словно таксисту бросил он опустившему трап бортмеханику и, пригнувшись, шагнул вовнутрь, в мигающий полусумрак вертолетного чрева.

— Домой! — согласился летчик и, проводив взглядом вошедшего, неслышно добавил: — Потрепало, …ля, ребят.

Закончив погрузку, МИ-восьмые, сделав короткий разбег, взмыли в воздух. Вскоре они достигли горизонта, и звуки их двигателей растаяли в окружающем пространстве. На истерзанной осколками и пулями территории базы наступила недолгая тишина. Треснуло и с шумным скрипом повалилось на лежавшие на земле тела подрубленное ночным взрывом дерево. Словно откликнувшись на его стон, по лесу пронеслось многоголосое эхо. Заскулили, заворчали оказавшиеся поблизости шакалы. Сбежавший с хребта ветер подхватил и понес вдаль запах пота, крови и копоти, смешанный в единый клубок животного, всепоглощающего страха. Медведь, хлебнувший его полные ноздри, попятился назад, свалился с обрыва и бросился бежать, словно испугавшийся собаки заяц. А ужас летел дальше, расползаясь по всему лесу, забиваясь в самые укромные уголки. Почуявшие смертную жуть звери стремились поскорее уйти подальше или поглубже забиться в норы. И только шакалы-падальщики, всем своим существом чувствуя наживу, еще страшась приближаться, но и не желая уходить далеко, переминались с лапы на лапу, дожидаясь своего часа…

Олег Степанович Семеркин — он же Андрей Викторович Сохатый

С пленником Андрей Викторович Сохатый решил сильно не заморачиваться, выбрался подальше от базы, туда, где не летали пули, и свалил в первую же рытвину.

— И впрямь тяжелый, козел! — презрительно плюнув, Сохатый вытащил из висевшей на поясе аптечки шприц и сделал инъекцию. Вспыхнувший в мышцах костер тысячью искр разлился по всему телу колющей болью. Хаким зашевелился, глухо застонав, сел на корточки. И тут же получив удар в пах, охнул и повалился на землю. Сохатый схватил его за грудки, приподняв, словно малого ребенка, и выдохнул ему прямо в лицо:

— Слушай, падаль, я не собираюсь миндальничать, либо ты скажешь мне все, что я потребую, либо тебе будет очень-очень больно. Понял меня?