class="p1">— От шести до пятнадцати лет никому не повредит. Даже невиновным, — усмехнулся Пугач. — Надо бы топор найти, а то так мы весь город пересажаем.

Демидов растерянно кивнул. В кабинет молодой опер вернулся взмокшим. Полковник тёр раскрасневшееся лицо.

— Топор, видите ли, убивает. А человек — орудие. Твою!

— Кхм… — сказал растерянный Демидов.

— Миром правят вещи! Как тебе, а? Не хочешь отдать честь моему дыроколу?

Демидов покосился на стол начальника. Дырокол лежал на краю рядом с кобурой и, если начистоту, выглядел своевольно, даже нагловато.

— Хрен с ним — с топором, — выкипал Журавлёв. — Хрен с ним… Ну, маньяк, ну, три маньяка с топорами. Флэшмоб, туда их в гланды. Мне, знаешь, что покоя не даёт… За что этих?.. Да — морды все, да, рыльца в пушку, у кого не в пушку — при таких должностях?.. (Демидов осторожно покосился на Журавлёва, но тут же соскочил на дырокол). — Но конкретно — за что? Просто так, за то, что человек поганый, — всех не перебьёшь. Нужен мотив! А вселенская справедливость — моча собачья!

Демидов решился. У него было своё мнение.

— Согласно записям и показаниям, убитых и покалеченного объединяет ещё кое-что, кроме высоких постов…

— Как интересно. Давай, Эркюль, выкладывай. Уж не состояние ли смерти?

— Кхм… Нет. То есть, не только. Они все разговаривали, перед тем как… — Демидов усиленно думал, развивал туманную мысль, толкал её к выходу из лёгких, как недавно толкал в дверь оккультиста. — Не просто говорили… м-м… Что-то обещали, в чём-то клялись. С депутатами утверждать труднее, так как качество записи не ахти, звук шипит… Но директор и фармацевт — точно!

Журавлёв встал, пристально посмотрел, вздохнул, упал в кресло.

— Ну, обещали, ну, чесали языками… Так всё-таки — за что?!

— А может, они ответили за… — И тут к Демидову нежданно пришла она самая: колючая, но правильная, мысль, — за базар!.. в смысле… виноват, Евгений Петрович, — за слова!

— — —

Да уж, довели, видать, кладовщика, раз он такое написал… Тут что-то ударило в дверь. Будто кто-то пытался пробить её чем-то массивным…

Я пригнулся за стол и на корточках подобрался к узкому окну с решёткой. Выглянул, прислушался — вроде тихо, даже ветер молчит. Только яркое солнце продолжает жарить песок на прямоугольной сковородке, образованной разбитыми стенами Сиди-бель-Аббеса. Я остородно вышел и осмотрелся. К странным следам, увиденным мной ранее, добавилась новая странность. Тот удар… Внешнюю сторону двери уродовал глубокий «шрам», оставленный чем-то широким и острым.

Я посмотрел на небо.

Ровно надо мной, над самой моей макушкой, точно в зените, очень высоко в небе что-то висело. Раньше я ничего такого не видел, поэтому могу сравнить разве что с пулей, которую почему-то видно на таком огромном расстоянии. Странное дело… и я подумал об оружии.

Согласно схеме, арсенал находился в подвале под стальной телефонной будкой. При виде моего жетона замок послушно щёлкнул, и я оказался в оружейном хранилище. Удивлению моему, однако, не было предела, но на этот раз совсем по другому поводу. Здесь должно было быть всё, от ручных гранат до переносных ракетных комплексов, пистолеты, автоматы, ручные гранатомёты, — ведь месье знают толк в оружии… Но по факту — ничего. Хранилище оказалось пустым. А настоящей насмешкой над моими милитаристическими ожиданиями оказался русский журнал «Наука и Жизнь», который валялся на полу. Он был открыт на странице с заголовком «Омут». Вот так — желудок сыт, а воевать нечем. Я поднял журнал, выбрался на свет, сел за стол рядом с советской будкой и принялся читать, что мне подбросила судьба…

Омут

А. Жарков, Д. Костюкевич

По зданию Диктата ползли верхолазы.

Машина воздушного патруля пошла на снижение. Рах опустил щиток шлема, вгляделся в увеличенную картинку происходящего. Три революционера виртуозно скользили по стеклянному фасаду правительственной башни, оставляя на стёклах чёрные метки бомб.

Такеши, напарник Раха, щёлкнул карабином на внешней скобе машины, проверил ремни, извлёк из прозрачных ножен тонкий клинок и крикнул:

— Начинаем!

— Подожди, — осадил Рах. — Ждём подтверждения.

— Кусо23!

На значки патрульных пришло разрешение на ликвидацию.

— Теперь — начинаем, — сказал Рах.

Рёв сирены возвестил о готовности. Рах глянул на грязное небо, кивнул Такеши, включил прямую связь с напарником и сосредоточился. На экране визира трое верхолазов сходились к правому краю информационного табло Диктата. Триста футов над уровнем базовой антигравитационной платформы.

— Сначала тот, что выше, — сказал Рах. — Потом слева от него. Манёвр по касательной.

Такеши кивнул, в паутине страховочных ремней ступая на узкий карниз. Перемотанные магнитным бинтом руки сжимали рукоять меча. Клинок откликнулся оранжевой полосой на лучи софитного облака.

«Муха» рванула к зданию на пиковой мощности, Рах схватился за поручень, японец замер в боевой стойке. Патрульная машина метнулась к стеклянным фасадам, сблизилась, ушла вверх, и тут же Такеши полоснул первого верхолаза по спине. Тот рухнул вниз, а «Муха» уже скользила влево, отражаясь в стёклах холодными огнями турбин.

— На корпус ниже, — скомандовал Рах водителю. — И отклонись.

Такеши рассёк второго революционера подплужным ударом, Раху показалось, что он слышит, как остриё царапает позвоночник. Его визор отслаивал лишние кадры — так стермительно всё происходило. И как Такеши справляется без этой штуки?

Последний верхолаз изогнулся, прилип спиной к стеклу, бросил вверх быстрый взгляд и заскользил по фасаду, точно плевок. Рах видел, как по костюму революционера бегут магистрали огоньков.

— Вниз! Траверсом!

Казалось, что «Муха» просто падает без всякой вертикальной мощности. Заваливаясь вправо, камнем стремится в нижний город.

— Ти24!

Вспышка. Такеши дёрнулся, упал лицом вниз, в пустоту, в смерть, повис на ремнях. Меч японца, примагниченный к бинту на ладони, постукивал о борт полированной «Мухи».

— Рах? — сухо произнёс в берушах голос водителя.

Рах пялился в визор, где записанными кадрами мелькало прошлое. Машина шла горизонтально вправо.

— Назад! К этой суке! У него пистолет!

— Пистолет?!

— Да! Размажь эту дрянь!

Рах запечатал двери и скинул шлем.

Гулкое падение. Влево и вниз, так близко к блестящим окнам, и снова смерть, уже четвёртая за сегодня. Верхолаз попытался отклеиться, но не успел — его кровь брызнула на пластик окна. Машина спикировала вслед за раздавленным телом, но у резервных опор нырнула под одну из силовых установок и стала набирать высоту.

— В управление!

Рах открыл дверь и с трудом затащил Такеши в салон.

— Как он? — спросил водитель.

Рах не ответил. Усадил напарника на обтянутую кожей скамью, закрепил ремнями и положил на колени меч. Лицо японца окрасилось в красный цвет — «Муха» влетела в тоннель закрытого хайвея, скоростную артерию верхнего города Телум-Ратио.

— Откуда у них огенестрелка? — слабым голосом произнёс Рах. — Скан выдал единицу. Только револьвер в Комнате Правосудия. Чёрт, в верхнем городе пять лет не было оружия! Только этот долбанный револьвер в Диктате — и всё! Почему же так… почему, Такеши?

Такеши молчал. Мёртв. Как земля нижнего города. Как покинувшие ствол пули.

Рах закрыл глаза и увидел падающий в чрево города пистолет. Из нижнего города не возвращались ни вещи, ни люди.

— Прости, — сказал Рах.

Только когда «Муха» выскочила из тоннеля и развернулась кабиной к далёкому Диктату, Рах понял, что забыл о бомбах. Поздно — на башне уже расцветали красные бутоны взрывов. Патрульный надел шлем, приблизил.

Краска! Опять эта чёртова краска!

«ДОЛОЙ ДИКТАТ!» — жирной красной пеной вздулось на стеклянном колоссе Диктата.

Рах выругался.

— Назад? — спросил водитель.

— Нет. Теперь это проблема чистильщиков.

Водитель забронировал воздушную магистраль до управления, дождался, когда её очистят, и направил машину в патрульное депо. Всю дорогу Рах смотрел в окно через визор. На бронзовой табличке дрейфующего музея он прочёл: «Оружие — основа системы». Стянул шлем, попытался улыбнуться. Закрыл лицо руками.

«Муха» тенью скользнула между жилыми высотками.

* * *

Диковинный груз из сырых дубовых, напоминающих гробы ящиков был доставлен в пояс бараков из нижнего города. Бирки на крышках: «Аргумент». Предназначался груз Дариду, лидеру революционного движения.

Ящики открывали