Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что ты всё ходишь за ним, что тебе нужно! У тебя же всё есть, а тебе мало! – Плаксиво голосит она. – Нет его, будто не знаешь! Будто не ты к нему убийц послала! Змея! Ну а я-то что тебе сделала? По миру пустить меня хочешь?!
– Зинаида Михайловна, – раздаётся строгий голос. В дверях учительской стоит завуч. – Прекратите, пожалуйста, истерику. Вас ученики могут услышать. Алиса Вадимовна, зайдите ко мне.
Зина затыкается и размазывая по щекам слёзы убегает, а я иду к завучу.
– Здравствуйте, Наталья Степановна. У Зинаиды Михайловны что-то случилось? Она чем-то очень расстроена.
– Да, кое-что случилось. Кузьмищева хулиганы избили, едва жив остался.
У меня челюсть отвисает.
– Вышел вчера вечером с собакой погулять и недалеко от дома на него напали. Так что до конца учебного года вряд ли мы его увидим.
– А почему напали? Ограбить хотели?
– Неизвестно. Наркоманы, наверное.
Я удивлена, но совсем не огорчена. Да и с чего бы! Напротив, я внутренне радуюсь, что справедливость есть и мысленно благодарю вселенную.
– Замещать его буду я, – продолжает Трегубова.
– Тогда я это вам отдам, – говорю я и протягиваю заявление.
– Что это? Почему? – удивлённо пробегает она глазами листок.
– Кузьмищев вчера велел написать.
– Странно, – завуч снимает очки и внимательно смотрит на меня. – Вообще-то он звонил мне полчаса назад. Про ваше увольнение и словом не обмолвился. Наоборот, попросил вернуть вам всё, что было отдано Зинаиде Михайловне. Сказал, что переоценил её возможности. Этим, собственно, и объясняется её мрачное настроение.
– У него прям полная переоценка жизненных ориентиров произошла?
– Похоже на то, – улыбается Трегубова. – Алиса, что вчера случилось? Вы можете рассказать?
– Мне бы не хотелось.
– Он приставал к вам? Если да, вы должны написать заявление, ведь это, к сожалению, не первый случай. Вот что, ничего мне не говорите, просто подумайте. Если решитесь, я вам помогу. Обещаю.
Я киваю. Всё так удачно складывается и возвращаться даже мыслями во вчерашний ужас мне совсем не хочется.
* * *
После уроков бегу в кафе встретиться с Катей. Надеюсь, она не опоздает, а то за мной через полчаса заедет Роб. Сегодня едем на ужин на какую-то ферму. Там можно будет покататься на лошади и насладиться другими сельскими прелестями и натуральными продуктами. Я планировала сегодня провести вечер с подругой, но пришлось на ходу корректировать планы.
Катя, оказывается уже здесь.
– Ну, говорит она, – разглядывая меня, – давай, начинай. И чтоб всё, как на духу.
– Кать, чего начинать-то?
– Как чего! Про Роберта своего рассказывай. Чего у тебя с ним? Всё получилось?
– Да чего получилось-то? Ты меня всего два дня не видела. У тебя вот с Реутовым получилось?
– Ты за меня не переживай, я в процессе. С Сашкой у нас всё норм. Но про него что говорить? Ты и так всё знаешь. А Роб твой парень загадочный.
– А чего в нём такого загадочного?
– Ну ты даёшь! Вообще одни загадки. Откуда он, как он на тебя запал, как состояние сколотил, был ли женат… Слушай, вопросов миллион. И потом, опять же, Ярослав. Это уже не про Роба, но всё-таки. Он меня уже замаял. Пишет мне, просит на тебя повлиять, говорит плохо ему. Короче, брат Митька помирает, ухи просит*.
*(Цитата из фильма «Чапаев»)
Катя задорно хохочет над своей шуткой.
– Давай, Алиска, колись. Рассказывай, не томи! Ты из-за него меня сегодня бортанула, из-за Роба, да? А какой бы мог у нас быть вечерок с тобой. И про Ярика-то что думаешь? А вдруг это любофф, – она нарочно произносит слово «любовь» без мягкого знака, – проснулась и зовёт?
– Кать, да погоди ты, дай хоть кофе заказать. У меня тут на работе дела всякие творятся. Дай в себя прийти.
– Да что там на работе твоей скучной может случиться? Двоечник пятёрку получил?
– Ага, получил. Меня вчера директор чуть…
Я не договариваю, потому что в этот момент раздаётся звонок и звонит как раз тот самый директор. Я замираю, превращаясь в статую, будто на экране увидела лик медузы Горгоны.
– Ну чего? Ответь! – восклицает Катя и проворно проводит пальцем по экрану, выводя звук на громкую.
Мне ничего не остаётся как сказать:
– Алло.
Мой голос звучит скованно и сдавленно.
– Алиса Вадимовна, это Кузьмищев.
– Да…
Он покашливает.
– Я хотел извиниться за вчерашнее недоразумение…
Я удивлённо молчу. Кузьмищев извиняется? Да что же всё это значит?
– Моё поведение было… э-э-э… омерзительным и совершенно недопустимым. Не понимаю, что на меня нашло… Словом, я приношу свои извинения и обещаю впредь ничего подобного не делать… Если я причинил вам физические страдания, то готов компенсировать любым возможным способом… Ало! Вы меня слышите?
– Да, – говорю я после паузы.
Я совершенно не понимаю, что могу сказать и усиленно напрягаю голову, пытаясь хоть что-то сообразить.
– Как вы себя чувствуете? – Наконец выдавливаю я.
Повисает пауза.
– Ты, блядь, издеваешься? – Раздаётся его злой голос. – Мне яйца ампутируют, а ты спрашиваешь, как я себя чувствую? У меня сотрясение, вывих плеча, множественные ушибы, не известно, спасут ли глаз. Я инвалид, мать твою, а ты спрашиваешь, как я себя чувствую? Тебе что, недостаточно извинений? Тебе нагрузку вернули? Что ты ещё хочешь? Душу мою бессмертную? Чтоб ты сдохла, тварь!
Козлище отключается, а я ошарашенно смотрю на телефон.
– Ничё так, у вас страсти кипят. Недооценила я школу, по ходу. Это что было?
– Да я сама в недоумении.
– А что с ним?
– Наркоманы вроде вчера избили.
– А извинялся за что?
Мне не хочется говорить, и я машу рукой.
– Ты на меня не маши, за что извинялся-то?
– Пьяный был вчера, лапал меня на пионерской дискотеке.
– Лапал? Ни хрена себе! Вот старый козёл! А ты чего?
– Убежала, чего ещё?
– Надо на него в ментовку заявить.
– Не буду я. Что они сделают? Доказательств нет, да и не хочу я. Отстань, Кать.
– Почему? Надо это дело раскрутить, сейчас Сашке позвоним и…
– Нет, Катя, я сказала.
–