Культурист между тем молчал с блаженной улыбкой на лице. Однако я не знала, есть ли у феромонов срок годности (исчезнут с боем часов, словно бальное платье Золушки), поэтому решила не терять времени зря. Как бы начать поделикатнее? Не спросишь же: «Это не вы по заказу Надирова застрелили свою хозяйку?» После подобного, боюсь, даже феромоны не помогут — объект сбежит.

— У кого вы теперь будете работать, Сережа? — спросила я, зная, что охотнее всего человек говорит о себе самом.

— Не знаю, — пожал плечами Культурист.

— Наверное, с Алиной Аловой работать было хорошо? Она нежадная, — процитировала я тренера-Дениса.

— Нежадная, — согласился собеседник. — Только злая.

— В каком смысле? — опешила я.

Тот молчал. Еще бы! Я что-то совершенно расслабилась. Кто же использует в беседе с двоечниками абстрактные понятия?

— Она на вас злилась, Сережа?

— Да.

— За что?

Молчание.

— Вы плохо работали?

— Нет, хорошо, — обиженно пробурчал Культурист.

Смутное подозрение зародилось у меня в мозгу. Если речь не о работе, то о чем? О сексе, наверное?

— Ей повезло, что ее возил такой красивый мужчина, — недвусмысленно заявила я. Я лично не люблю накачанных, но Анне Сергеевне они нравились, правильно? — Она должна была вас, Сережа, баловать. Она вам нравилась?

— Она тощая и на мужика похожа, — удивившись, объяснил Сергей. — Я с ней только так… по необходимости. Знал бы, что она такая, вообще не стал бы.

— Какая?

— Ну… — Мой собеседник глубоко задумался и неожиданно выдал: — Алина очень самолюбивая. Бросив парня, она начинает его ненавидеть. Мол, раз он меня трахал, я его теперь по стенке размажу, чтоб больше глаза не мозолил. Потому что в мужиках она ценит не физические данные, а ум, и скоро заведет себе кого-нибудь умного, а мне будет жестоко мстить.

Оттарабанив речь, Культурист взглянул на меня с гордостью студента, сумевшего наизусть выучить определение предела, не вникая в его смысл.

— Это она вам так сказала? — в обалдении уточнила я.

— Нет. Она разве скажет!

— Тогда кто?

Молчание. Очень любопытно. Очевидно, что сам столь сложной фразы составить Сергей не мог.

— А как же Андрей Алов? — заметила я. — Она его бросила, но не размазала по стенке, а совсем наоборот — купила ему фитнес-центр.

Лицо Сергея вытянулось.

— Я слышала, что на любовников Алина тоже денег не жалела, — настаивала я. — А месть… зачем мстить, раз сама же бросила?

— Правда, — недоуменно выдавил Культурист. — Я не подумал.

Я вдруг вспомнила недавний разговор с Иванченко. После встречи со мной Анна Сергеевна окончательно убедилась, что в мужчинах ее привлекают исключительно физические данные, зато в женщинах — ум. Это весьма согласуется с моим о ней представлением — в отличие от странного сообщения Культуриста. Нужен ей ум в мужчинах, как же! Этого добра у нее своего хватало. Ряд из Андрея, Сергея и Дениса четко показывает ее предпочтения.

— Кто вам сказал, что она самолюбивая и что ценит в мужчинах ум? Надиров? Олеся?

Молчание.

— Надиров пытался узнать у вас планы Алины Аловой? Про книгу, например?

Молчание и сопение. Очевидно, такова стандартная реакция на фамилию политика, и напрямик ломиться дальше не стоит. Я решила подойти к теме с другого бока.

— А меня подозревают в убийстве, — сообщила я. — Кто-то наврал милиции, будто Алина обещала мне заплатить и обманула.

— Почему подозревают? — нахмурился Сергей.

Я медленно и разборчиво повторила:

— Потому что кто-то наврал милиции, будто Алина обещала мне заплатить и обманула.

— Это они зря подозревают, — уверил меня собеседник. — Неправильно.

— Неправильно, что злые люди обо мне наврали, — парировала я.

— Ну… она же не нарочно! Что думает, то и болтает, дурочка, — снисходительно поведал Культурист.

— Вы об Олесе?

— Да. Вы на нее не обижайтесь. Не все ж такие умные, как вы. Она сама не понимает, что делает.

Я не выдержала.

— Вы ошибаетесь, Сережа. Олеся не дурочка и прекрасно понимает, что делает. А делает то, что идет ей на пользу, и врать она умеет — дай бог каждому. Поверьте моему опыту. Кстати, Анна Сергеевна собиралась ее уволить, и правильно бы поступила. Олеся наверняка связана с Надировым. Ведь да?

— А я вот как могу, — после паузы сообщил Сергей, тронув меня за локоть. — Смотрите!

Он напряг живот, на котором рельефно обозначились мускулы — очевидно, знаменитые квадратики. И я сломалась. Культурист неожиданно напомнил мне любимый кактус.

Кактус этот подарила мне в день рожденья Настя. Не то чтобы я была в восторге от цветов в горшках. Мамины фиалки и герани возмущают меня до глубины души. Она возится с ними, как дурень с писаной торбой, поливает, удобряет, чуть не вылизывает, и они в результате выдают огромное количество мясистых листьев, напрочь отказываясь цвести. А подруга подсунула мне и вовсе длинный колючий столб. Но дареному коню в зубы не смотрят. Единственное, что я сделала, — потребовала от мамы, чтобы она не смела баловать мой кактус. Свои пускай обихаживает, а мой будет спартанец. Полью иногда — и хватит с него, тунеядца.

Однако через некоторое время я обнаружила, что он совсем не тунеядец. Столб попытался выпустить листья и стать похожим на пальму. У него не слишком-то получалось. Чуть прикроет себе лысину — листочки опадают. Но он не отчаивался, а начинал трудиться снова. Каждый день я смотрела на него и видела: он старается. И, представьте, я его нежно полюбила. Я даже видела его на месте моих студентов. Честное слово, он бы у меня выучил не только определение предела, но даже таблицу производных!

Вот такие ассоциации вызвал у меня несчастный Культурист. Жестоко требовать от человека больше, чем тот способен дать. Да, шевелить мозгами парень не может, но он старается — шевелит, чем умеет.

— Звоните мне, если надумаете что-нибудь рассказать, — предложила я. — Вот мой телефон. А мне дайте ваш телефон и Олесин.

Спасибо!

Мне пора на работу.

Я действительно опаздывала. У нас в институте идет борьба с терроризмом, поэтому приезжать нужно заранее. Точнее, сия героическая борьба ведется лишь в нескольких отдельно взятых корпусах и состоит в том, что там установили вертушки с магнитными пропусками. Причем будочка, где хранятся ключи от аудиторий, расположена снаружи — очевидно, из непонятных штатскому стратегических соображений. В результате происходит следующее. Перед началом пары преподаватели выстраиваются в очередь в вестибюле, получают у вахтера ключи (если, конечно, наш бодрый старичок как раз в это время не отправился выпить и закусить) и расписываются в специальной книге. Потом мы бросаемся к вертушке, оккупированной толпой рвущихся к знаниям студентов, на фоне чего даже Ходынка представляется событием не слишком массовым. Прибавьте к этому мои особые, глубоко личные взаимоотношения с магнитными картами. Что та, на которую мне переводят зарплату, что проездной, что пропуск — все они считают своим долгом держать меня в тонусе, как умная жена способного заскучать мужа. Непредсказуемость поведения — залог успешных взаимоотношений. Так что я никогда заранее не знаю, сработает карточка или нет.