В середине августа началась учеба. В последнюю минуту пенсионный фонд согласился оплатить мою затею. Но технических вспомогательных средств обучения в моем распоряжении не было. Первый учебный день. Ночью меня мучили кошмары, утром я проснулся весь в поту. Обуреваемый страхами, вошел я в здание колледжа. У секретариата меня встретил преподаватель. По дороге он расспросил меня, как на данный момент обстоят дела с моим зрением. К заявке на обучение я приложил копию удостоверения об инвалидности. Тем не менее мне тяжело было обсуждать свои проблемы с чужим человеком. Я боялся, что в последний момент мне могут отказать в приеме. Поэтому пришлось уверить моего спутника, что я – не безнадежный случай. Слишком многое было поставлено на карту.

Сначала я чувствовал себя так, словно потерпел кораблекрушение и оказался один в открытом море. Я греб и греб руками, выбивался из сил, шел ко дну. Я не мог читать, полагался исключительно на слух и память. Как я буду сдавать сессию, было великой тайной. Я ни с кем не общался. Часто мне хотелось, чтобы мама, сестра и соседские мальчишки были рядом, как в школьные времена. Поскольку Тина постоянно была на работе, я один копался в своих бумажках, хотя это было абсолютно бессмысленно. Было унизительно осознавать, что я завишу от Тины. И хотя она никогда этого не говорила, было ясно, что я – обуза для нее, я мешаю ей делать карьеру.

Я ежедневно ходил в колледж, но вместо меня на занятиях сидела только моя оболочка. Внутренне я отсутствовал, я сдался. Мое нутро требовало наркотиков. Я погрузился в глубокую депрессию и молил о смерти. Я стоял на пороге безумия.

Я постоянно затевал ссоры с Тиной. Мы отдалялись друг от друга, а из-за моего поведения дистанция между нами быстро росла. Однажды я вскочил среди ночи, упаковал чемодан, разбудил Тину и сообщил ей, что между нами все кончено. Прежде чем она успела что-то возразить, я ушел. Через несколько дней я встретился с Алексом в надежде, что он выслушает меня и спасет. Наша встреча продлилась три минуты.

– Ты издеваешься? Что за пьяный бред! – накинулся он на меня. – Сали, ты – мой друг и останешься им навсегда. Но видеть тебя таким, как сейчас, я больше не хочу. Пора меняться.

Алекс ушел. Я немного постоял, потом доковылял до ближайшего киоска и затарился еще бутылками.

За пару месяцев я пять раз попадал в больницу и ненавидел себя за то, что не мог даже по-нормальному покончить с собой.

Каждый раз я напивался до беспамятства в надежде, что не проснусь. Один раз соседи вызвали полицию, когда увидели меня стоящим на балконе и разговаривающим с деревом. Так как я был не в состоянии пройти в квартиру и впустить полицейских, они вызвали пожарных, которые сняли меня с балкона. В другой раз я в беспамятстве шатался по улице, и прохожие вызвали «Скорую». Когда я трезвел, врачи отпускали меня.

Уже несколько месяцев я активно искал врачей, которые выдали бы мне рецепт на сильные снотворные. Список адресов был довольно длинным. Я прошелся по всем и заполучил целую стопку рецептов.

В разных аптеках я приобрел лекарства, купил в супермаркете несколько бутылок дешевой водки. Дрожа от нетерпения, я вошел в квартиру, задернул занавески, выдернул телефонный шнур из сети, мобильник бросил в унитаз. У входной двери я вырвал звонок. С каждой минутой жалость к себе росла. Рыдая, я корчился на кровати, проклинал пенсионный фонд, учреждение для инвалидов, всех экспертов, проводивших мое освидетельствование, фонд медицинского страхования и даже Тину. Весь мир и все человечество были виновны в моих несчастьях. Не винил я только себя.

Я выдавил все таблетки из блистеров, смешал их с водкой. Пил до тех пор, пока не смог больше пошевелить руками и глотать. Голова упала на подушку, руки и ноги онемели. Плотная черно-серая пелена повисла перед глазами. Незнакомые голоса звенели надо мной в тумане. По лицу разлилось приятное тепло. Тело стало легким. Наконец-то я был свободен. Больше никакой борьбы. Чудесный момент. Чистое счастье.

Очнулся я в полнейшей тишине. Все вокруг было белым. Облака? Вечность? Небытие? Я таки сделал это? Только было обрадовался, как перед глазами появилось размытое лицо.

– Где я? Ты кто? – еле слышно произнес я.

– Вы в больнице. Я – медсестра. Меня зовут Биргит. Не бойтесь, все в порядке.

Шокированный, я вздрогнул. Какое разочарование!

Когда я проснулся в следующий раз, у постели плакала Тина.

– Что ты творишь, черт возьми? Как ты можешь так с нами поступать? – слышал я ее слова.

По какому-то наитию Тина, у которой еще оставались ключи от моей квартиры, в тот злополучный вечер пришла ко мне и нашла меня при смерти. Вопросы, упреки, слова отчаяния били из нее фонтаном. Возразить мне было нечего. Я попросил оставить меня в покое.

Потом в палате появился Томас.

– Привет, приятель, хорош, нечего сказать. – Тон у него был обезоруживающий. Словно я вернулся не с того света, а с проигранного всухую футбольного матча. – Давай-ка умойся, побрейся и надень что-нибудь приличное. Вот, я принес тебе новый спортивный костюм.

Слова знатока. Томас пережил тот ад, в котором я пока пребывал.

– Осторожно, дружище. Ты еще болен и телом, и душой. Это значит, что тебе будут давать замещающие лекарства и ты должен быть послушным и принимать их. Ты будешь в точности делать то, что скажет врач или сестра. Будешь ходить в группу самопомощи и все такое.

Я слепо следовал его советам. И это было лучшее, что я мог сделать.

И Томас, и доктора сходились в едином мнении, что мне придется задержаться в больнице. Я подчинился. С ноября 2003 года по февраль 2004-го я находился в закрытой психиатрической лечебнице. В первую очередь надо было справиться с синдромом отмены, потом начался длительный процесс душевного излечения. Группу самопомощи вел бывший профессор физики, сам переживший зависимость. Он и Томас были моей главной опорой и лучшими советчиками в те трудные времена.

Когда я был на полпути к исцелению, доктора предложили мне вернуться домой и продолжить лечение амбулаторно. Но я чувствовал, что дух мой еще не окреп. Да и Томас советовал оставаться под квалифицированным наблюдением.

Меня перевели в другую клинику, где было специализированное наркологическое отделение. Проведя в нем две недели, я впервые решился выйти на улицу. То, что при этом я не отправился на поиски допинга и не страдал от панических атак, я воспринял как большую победу.

Томас поздравлял меня с первым успехом. И он не лукавил.

С каждым днем я все больше радовался, что выжил. Я заново учился испытывать счастье. Настоящее, а не иллюзорное, порожденное алкоголем и наркотиками.

Пройдя курс лечения в наркологическом отделении, я по собственному желанию не стал возвращаться домой, а переехал в терапевтический центр, где жил, ходил в группу самопомощи, но был волен уехать оттуда в любую минуту. Для меня это была хорошая возможность шаг за шагом влиться в привычный ритм большого города.