Король Дануб двинулся к амвону с горделивым достоинством, искренне восхитившим баронессу. В основе его лежала убежденность, способность идти на риск, не опасаясь потерпеть неудачу или оказаться в глупом положении. Дануб точно так же вел себя и с Джилсепони. Королю было достаточно лишь щелкнуть пальцами — и почти любая незамужняя женщина в королевстве с огромной радостью стала бы его супругой. При дворе в Урсале хватало красивых и утонченных дам. Почему же он предпочел добиваться благосклонности той, которая до сих пор продолжала сомневаться, стоит ли ей вообще выходить замуж?

Некоторые мужчины добиваются своих избранниц по причине обыкновенного тщеславия; ими двигает желание завоевать недоступное, в них просыпается охотничий азарт. Джилсепони была убеждена: Дануб руководствовался совсем иными устремлениями. Когда поначалу она отвергала его ухаживания, он не стал назойливо домогаться ее или идти напролом подобно менее цельным натурам вроде герцога Каласа. Таким отказ женщины больно бил по самолюбию, вызывал откровенный гнев и пробуждал решимость добиться желаемого любой ценой. Однако король Дануб проявлял поразительное терпение. За все эти годы он воспринимал отношение к нему Джилсепони как своеобразный урок, искренне стараясь принять ее точку зрения и понять ее чувства.

Горделивая уверенность была вызвана его стремлением приложить все усилия и — к какому бы результату они ни привели — принять, не сетуя, решение своей избранницы.

— Я хочу рассказать о том времени, когда впервые познакомился с Элбрайном и Джилсепони, — начал Дануб.

Услышав имя своего любимого, Джилсепони мысленно перенеслась в те далекие дни, после чего с удивлением обнаружила, что пропустила изрядную часть королевской речи.

— …да, в качестве моих пленников, — продолжал король Дануб, качая головой и неловко усмехаясь. — Сбитые с толку словами лживого человека, мы посчитали их обоих преступниками.

Джилсепони заметила, как магистра Бурэя слегка передернуло от эпитета, каким Дануб наделил Маркворта. От Браумина она знала, что внутри церкви было решено относиться к памяти отца-настоятеля Далеберта Маркворта с определенным уважением и не подвергать его осуждению, по крайней мере, в обозримом будущем. И вдруг — столь резкое заявление короля.

— Но вскоре после их пленения мы узнали истину, — продолжал Дануб. — Правду об Элбрайне, именуемом Полуночником, правду об Эвелине Десбрисе и правду о Джилсепони. С годами эта истина не померкла. Наоборот, она набирала силу и стала очевидной даже для упорно сомневающихся, Когда дух Полуночника вновь привел баронессу Джилсепони на Аиду и ей было явлено второе чудо Эвелина, спасшее всех нас от розовой чумы.

— Я счастлив присутствовать здесь, на освящении часовни, возведенной в память о человеке, который заслужил нашу признательность больше, чем кто-либо, за исключением лишь святого Абеля. Моя радость только возрастает, оттого что я вижу среди собравшихся и баронессу Джилсепони Виндон. А теперь я покорнейше прошу ее подняться сюда и рассказать нам, как она вместе с Эвелином сражалась против зловещего демона-дракона и о первом и втором чудесах на горе Аида.

С последними словами король сделал жест рукой, приглашая Джилсепони выйти и встать рядом с ним.

Пони ни за что бы не поднялась на амвон часовни и не стала бы рассказывать другим о Полуночнике и Эвелине. Но Джилсепони понимала, что должна это сделать, должна поведать всему миру правду из первых уст и тем самым упрочить союз государства и церкви.

И она поднялась на амвон, встала рядом с королем Данубом и повела рассказ о своей первой встрече с Эвелином, которого тогда называли безумным монахом. На первый взгляд этого человека можно было принять за обыкновенного хвастуна и любителя выпить. Однако на самом деле он первым ясно увидел ошибочный путь тогдашней абеликанской церкви и попытался, как мог, показать истину всем, с кем его сводила судьба. Джилсепони рассказывала о битвах в глуши Тимберленда, которые приходилось вести против приспешников демона, о тяжелом и опасном путешествии к горе Аида — логову этого чудовища. Потом, стараясь не задеть чувства духовенства (хотя она и знала, что многие согласятся с нею), Джилсепони поведала о временах, наступивших после войны с демоном-драконом. Она говорила об ошибочном пути, приведшем Маркворта к полному краху, и, наконец, о том, как вместе с умирающей Дейнси добралась до Аиды и успела приложить холодеющие губы своей спутницы к окаменевшей руке Эвелина. Это и было вторым чудом, спасшим от розовой чумы не только Дейнси, но и десятки тысяч других людей.

Заканчивая свою речь, Джилсепони пристально взглянула на священника Браумина. Тот широко улыбнулся и одобрительно кивнул ей.

Баронессу немало удивило, когда король Дануб подошел и положил ей руку на плечо.

— Мне осталось лишь сообщить вам об одном важном обстоятельстве, — громко заявил он. — Поскольку Браумин Херд становится священником часовни Эвелина, монастырь Сент-Прешес и город Палмарис лишаются своего настоятеля. Поэтому, с благословения обители Санта-Мир-Абель, возвещенного магистром Фио Бурэем, и с благословения аббатства Сент-Прешес, возвещенного теперь уже бывшим его настоятелем Браумином, я объявляю о том, что Джилсепони Виндон слагает с себя титул баронессы Палмариса и назначается епископом этого города.

Своды часовни загудели от громких одобрительных возгласов, раздавшихся, едва король произнес последние слова. Джилсепони в замешательстве взглянула на Дануба.

— Я все-таки король, — с веселой улыбкой произнес тот. — Ты не можешь отказаться.

— А не будет ли со стороны короля Дануба еще каких-нибудь предложений, от которых Джилсепони не сможет отказаться? — прошептала она.

Джилсепони вновь повернулась лицом к собравшимся и употребила все свои силы, чтобы удержать охватившие ее чувства. Больше всего ей хотелось громко рассмеяться, ибо она чувствовала, что на сей раз выиграла в поединке с королем Данубом — поединке столь приятных для нее открытий!

На празднестве, устроенном после освящения, Браумин и Роджер с Дейнси забросали Джилсепони вопросами. Всем не терпелось узнать, что же она шепнула королю сразу после его заявления.

В ответ Джилсепони только улыбалась.

— Я хочу, чтобы ты вместе со мной отправилась в Урсал, — неожиданно объявил король Дануб.

Стояло серое дождливое утро, знаменовавшее начало месяца калембра. С наступлением этого предпоследнего в году месяца герцог Брезерфорд напомнил королю, что вскоре «Речной Дворец» должен будет отправиться назад в Урcал.

— Разве у меня есть обязанности при дворе? — нахмурившись, спросила Джилсепони. — Мне бы не хотелось покидать Палмарис, едва став епископом. Могут ли люди доверять епископу, который, не успев толком приступить к своим обязанностям, вдруг исчезает?

Король откинулся на спинку стула и обвел глазами новые апартаменты Джилсепони. По возвращении из Кертинеллы Джилсепони обосновалась в Сент-Прешес, считая, что ее теперешнее звание требует одновременного присутствия в обоих местах, традиционно олицетворявших власть церкви и государства. Поскольку в Сент-Прешес она была единственной женщиной, Джилсепони решила на ночь возвращаться в Чейзвинд Мэнор, а днем вновь занимать свой кабинет в монастыре. Каждое утро она отправлялась в аббатство, решительно отказавшись от охраны и какого бы то ни было сопровождения.