В тот же день нас посетил представитель городского совета. Его сопровождали шестеро полицейских – они выглядели несколько грязно и не вызывали особого доверия. Чиновник очень вежливо попросил позволения осмотреть наши вещи. Мы поразились четкой работе государственных структур: в руках этот человек держал подробный отчет из Кьирона, с которым сличал наши показания о совершенных перемещениях. Мы отважились спросить, действительно ли накажут всех чиновников, через подведомственные территории которых мы прошли. На что он рассудительно ответил, что наш случай будет рассмотрен правительством и эти чиновники, вероятнее всего, понесут наказание. Это нас очень расстроило, и мы рассказали нашему посетителю, как избегали встреч с местными властями и к каким хитростям прибегали, чем очень его позабавили. А потом настал наш черед смеяться: чиновник поведал, что накануне вечером уже испугался, что произошло немецкое вторжение в Лхасу. Дело в том, что все, с кем мы разговаривали, пытаясь устроиться на ночлег, тотчас побежали с докладом в городской совет, отчего сложилось впечатление, что в город вошла целая немецкая армия…

В любом случае мы стали главной новостью в Лхасе. Все хотели на нас посмотреть и услышать своими ушами о наших приключениях, а так как перемещаться по городу мы пока не могли, то нам стали наносить визиты. Жена Танме непрестанно хлопотала, стараясь как следует принять посетителей, она даже достала свой лучший чайный сервиз. Так что мы получили возможность изучить все тонкости церемонии чаепития. Ценность и красота используемого чайного сервиза варьируются в зависимости от статуса гостя. Чайный прибор состоит из металлического блюдца, часто серебряного или золотого, и фарфоровой пиалки на нем. Сверху пиалку накрывают остроконечной крышечкой из того же материала, что и блюдце. Не раз приходилось мне видеть великолепные китайские сервизы возрастом в несколько сот лет.

Теперь дом Танме ежедневно посещали высокие гости. Сам он принадлежал к пятому рангу аристократии и, так как здесь все строго придерживались этикета, до сих пор принимал у себя в доме только посетителей своего ранга или ниже. Но теперь представители высших рангов первыми явились посмотреть на нас. Самым первым прибыл сын знаменитого министра Царона[30] с супругой. О его отце я много читал. Он происходил из простой семьи, сделался фаворитом Далай-ламы XIII, достиг высокого положения и благодаря своим способностям и уму стал обладателем огромного состояния. Когда сорок лет назад Далай-лама XIII бежал в Индию, спасаясь от китайцев,[31] этот человек оказывал ему очень значимые услуги. Затем в течение многих лет он был главой Кабинета министров и как главный фаворит правителя страны обладал практически такой же властью, как регент. Впоследствии Царона сменил новый фаворит, Кюнпе-ла.[32] Но звание и привилегии этот государственный муж сохранил за собой. Теперь он принадлежал к третьему рангу и ведал монетным двором.

Сыну Царона было двадцать шесть лет, он получил образование в Индии и свободно говорил по-английски. Молодой человек с гордостью носил в волосах золотой амулет, на что имел право как сын министра. Однако надо сказать, что ранг не всегда связан с происхождением человека, его можно получить в качестве награды за собственные заслуги.

Подали чай, и скоро беседа шла уже полным ходом. Молодой человек поражал своим широким кругозором, особенно интересовала его техника. Он стал расспрашивать нас о последних технических достижениях и рассказал, что сам сконструировал себе радиоприемник и поставил на крыше своего дома ветровой электрогенератор.

Мы увлеченно беседовали о технике по-английски, когда в разговор вмешалась жена гостя и с улыбкой стала задавать интересовавшие ее вопросы. Янчен-ла была одной из красивейших женщин в Лхасе, одевалась с большим вкусом и очень заботилась о себе – пудра, румяна и губная помада были ей вовсе не чужды. Ничуть не стесняясь, она стала живо расспрашивать нас по-тибетски. А слушая наши ответы, она то и дело всплескивала руками и удивленно охала. Когда мы рассказывали о том, как обвели вокруг пальца не одного пёнпо, предъявляя свою старую и давно не действительную подорожную, она от души хохотала. Молодая женщина очень удивлялась тому, как хорошо мы говорим по-тибетски, но мы заметили, что улыбка не сходит с ее уст. Другие высокопоставленные посетители тоже время от времени не могли сдержать усмешки. Позже наши друзья объяснили нам причину: мы изъяснялись на самом грубом, какой только можно себе представить, диалекте, который в ходу у кочевников и крестьян. То есть мы производили такое же впечатление, как если бы какой-нибудь деревенщина из самой захолустной альпийской деревеньки попал в венский салон и стал бы там без стеснения разглагольствовать. Всех это очень потешало, но из вежливости нас не поправляли.

Распрощались мы с молодой четой уже друзьями. Они подарили нам белье, свитера и сигареты и просили сразу сообщать, если что-то еще понадобится. Сын министра пообещал замолвить за нас словечко, а позже прислал записку от своего отца, который приглашал нас пожить в его доме, если правительство позволит нам остаться в Лхасе. Все это звучало очень обнадеживающе.

Дальше посетители пошли нескончаемым потоком. Следующим нашим гостем был брат члена Кабинета министров Суркхана, генерал тибетской армии. Ему хотелось узнать как можно больше о Роммеле,[33] который был его кумиром. Тибетский генерал хоть и не очень хорошо знал английский, но старался следить за всеми сообщениями о своем немецком коллеге, какие только мог найти в газетах. В этом отношении Лхаса не была изолирована от остального мира: через Индию сюда попадают газеты со всего света, а некоторые горожане даже выписывали иллюстрированный журнал «Лайф». Индийская ежедневная пресса приходила сюда регулярно, правда с недельным опозданием.