Анагела, по-прежнему продолжавшая стоять на крыльце, тоже видела, как ворон кружит далеко над верхушками деревьев.

Анагела знала, что птицу зовут Пилин, что она умеет выносить своему хозяину конец каната из голубятни дома семейства Гашалла и, наверное, еще много чего умеет. Вот бы и долбанул пару раз в темечко проклятого Ларафа!

Но Пилин, описав еще пару-тройку кругов, скрылся из глаз. Анагела этого видеть не могла, но сомнений не было: ворон вернулся на плечо своего хозяина.

«Все послания разделяются на три вида: любовные, дружеские и важные.»

Альсим

1

Без особых приключений Эгин вышел из дворца и направился к «Обители блаженства».

Конечно, если бы не землетрясение, такой беспрецедентной наглости трюк едва ли сошел ему с рук. Но сейчас даже у караульных и офицеров Свода мозги растрескались и разладились от землетруса.

Тот же офицер, с усами до пупа, которого отчитывала ночью Овель возле теплицы, не узнал Эгина в новом щегольском наряде. Хотя Эгин прошел от него на расстоянии вытянутой руки – непростительный промах для того, кому вверена защита резиденции Сиятельной Княгини.

Матросы в «Обители блаженства» уже не чаяли увидеть Эгина живым. Тем более – не чаяли увидеть его с деньгами. Один Есмар сохранял непоколебимую веру в то, что Эгин вернется.

За те сутки, что Эгин отсутствовал, матросы умудрились проиграть в кости все бывшие при них деньги коридорному, передраться и помириться, напиться и опохмелиться дважды, отодрать служанку, которая приносила им вино, обозвать хозяина гостиницы «сракой», а также накоптить свечой на выбеленной стене два крепких словца.

– Замало буде, – постановил матрос, бывший за старшего, когда Эгин всучил ему кошель с семьюдесятью аврами. – Гиазир обещал по тройному тарифу. А оказалось – по двойному. Ты хоть бы авров тридцать накинул, а?

Эгин равнодушно вздохнул. Вот что-что, а финансовые вопросы после всего, то произошло ночью, после того, как он узнал о смерти Альсима и побывал во дворце, виделись ему не такими уж неотложными. Он устал. Ему зверски хотелось спать или хоть побыть наедине с собой и сосредоточиться.

Но главное – у него не было и двух лишних авров. Не говоря уже о тридцати.

– Мужики, я устал. Того гиазира, который обещал вам по тройному тарифу, загрызли нарабитские тигры. Добыть даже эти семьдесят авров мне было очень не просто. На вашем месте, я бы не жадничал. Больше у меня нет ни авра.

– Не пойдет, гиазир Эгин. Так не пойдет, – постановил старшина.

Эгину было очень неприятно смотреть на весь тот разор, который матросская братия учинила в «Обители блаженства». Но что такое уговор, он помнил. Все-таки, про тройной тариф врал он, Эгин, а не покойный Альсим.

– Ну хорошо, – пожал плечами Эгин. – Если вы согласитесь остаться в Пиннарине до следующего вечера, я принесу вам еще тридцать авров.

Эгин вспомнил о Сорго. Вот этот-то даст ему взаймы тридцать авров. Ведь если бы не Эгин, Сорго и сейчас был бы холостым Начальником Почты на Медовом Берегу. А по большому счету – светлой памяти трупом Начальника Почты.

– Не-а. Согласия нашего нету. И не будет.

– Почему «нету»? Почему «не будет»? – спокойно поинтересовался Эгин.

– Потому что наши ждут возле Нового Ордоса. В падлу им ждать-то. Верно?

– Дело говоришь! – хором подтвердили остальные четверо матросов.

– Поэтому сейчас давай, не то будет тебе плохо, гиазир Эгин, – постановил старшина.

– Но до сегодняшнего-то вечера вы можете подождать? – спросил Эгин, мысленно согласившийся с тем, что к Сорго придется идти сразу, не ложась спать.

– Не можем, – с тупой уверенностью, столь свойственной морскому племени, постановил старшина. – В падлу нам в конюшне этой сидеть.

– В этой? Вот в этой конюшне? – с выражением крайнего удивления Эгин обвел рукой комнату, особенно налегая интонацией на «эту».

В самом деле, котлы на кухне «Обители Блаженства» были чище, чем одежда на любом из матросов.

– Вот в ней, да, – подтвердил старшина. – Скучно нам, понимаешь? Душа приволье любит. Чай не зверье какое.

Эгин вздохнул. Дескать, все верно, не зверье.

Его меч, лапаный-перелапаный в его отсутствие и матросней, и гостиничной прислугой, стоял на подставке возле окна.

Один прыжок – и «облачный» клинок в его руках. Это значит, снова придется кого-то зарезать, а может, просто ранить. Это значит, что из гостиницы придется бежать, пока не явились солдаты Внутренней Службы… О Шилол, да что это за мир, где матросы любят приволье так сильно, что не согласны подождать в гостинице до вечера?

Вдруг из угла комнаты раздался голос Есмара.

– Заберите ваши двадцать авров, – гордо выпалил Есмар и бросил старшине матросов четыре пятиавровых монеты чеканки Саггора Первого Волокиты.

– Э-э нет! Нам тридцать авров надобно, – не унимался старшина, пробуя монеты на зуб.

Тут терпению Эгина пришел конец. Он медленно подошел к подставке, медленно вынул из ножен «облачный» клинок и обвел красноречивым взглядом присутствующих.

По клинку поползла мелкая сероватая рябь. Две крохотных голубых искры сорвались с его острия. Есмар восхищенно крякнул.

Матросы поняли намек и спустя минуту комната «Обители блаженства» опустела. Только в воздухе остался кислый винный дух и ядреный запах квашеной редьки, которой, по обычаю да по матросскому, вообще-то было принято закусывать гортело. Эгин посмотрел на Есмара удивленно и с одобрением.

– Я ведь тоже занимал каюту. Значит, я заплатил за себя. Все по-честному, – очень стараясь казаться взрослым, пояснил Есмар.

2

Когда Эгин пробудился ото сна, Пиннарин уже погружался в сумерки.

Со скучающим видом Есмар сидел возле окна и в буквальном смысле считал ворон. «Две, еще две… четыре… много». Окно комнаты второго этажа, где они поселились, выходило на Внутреннее Кольцо, а значит ничего интересного, кроме редких слуг, которые выносят помои и чистят господских лошадей, увидать оттуда было нельзя. Как вдруг Есмар заметно оживился.

– Гиазир Эгин, чудная штука!

– Что за штука? – поинтересовался Эгин, не вставая с кровати.

– Крыса там!

– Подумаешь, крыса…

– Но до чего чудная! Так и ползет по стене! Как жук какой!

– Ну… может и ползет. Бывают такие крысы, – бездумно ответил Эгин, не отдавая себе отчет в том, что говорит.

– Но она, кажется, к нам ползет.

– Ну и хорошо…

– У нее ошейник! Гиазир Эгин, у крысы – ошейник!

– Ну и что?