Мать и её свекровь (баушка Федора Варфоломеевна, жившая долгое время с нами), умудрённые жизнью и пережившие многое, учили нас бережно относиться к хлебу: хлеб лежал в коробочке, закрытый холщовой салфеткой и никак не вниз головой, ломать хлеб не разрешалось. Если случайно уронил со стола кусочек, подними, извинись и поцелуй.

Мать всегда радовалась ларю, стоявшему в чулане и наполненному до краёв мукой. Если ларь опустошался, не доходя до половины, у неё наблюдался какой-то дискомфорт. Будучи в пенсионном возрасте, как верующий человек, мать соблюдала посты.

Мы, может и по недоумию, пытались убедить её, что болящему разрешается не поститься, есть все сподряд и не голодовать.

При словах «голодовать – не голодовать» она довольно резко отвечала: «Какой голод, когда у меня из еды всё есть! Ну и что, что всё постное. Грибы, капуста, картошка, компоты, кисели! Вы что хоть говорите! Когда хлеба досыта, уже человеку ничего не страшно!». В дальнейшем эти разговоры как-то самоисключились, и нам теперь, по прошествии многих лет, это стало понятно, как никогда…

Вдова Людмила Зудова, чтобы как-то развеять скорбную атмосферу, отвлечься от невесёлых дум во время работы, между дел поучала присутствующих: «Я, бабы, получу муку, настряпаю большашших перменей, сварю, наглотаюсь их целиком, не прожёвывая – оне в брюхе-то расшарашатся и долго ись-то не хочешь…». Такой горький юмор помогал выживать.

Не редки были случаи, когда в тяжелую минуту обращались к песне. Бывало, к примеру, добираются бабоньки с покоса домой – умарёхались, кто-то сидит в телеге, а кто-то посердобольнее, жалея тоже натрудившуюся за долгий рабочий день лошадь, бредёт рядом. Каждый омрачен своими думами. Вдруг, находящийся с ними за старшего, Назаров Севостьян Васильевич, понимая ситуацию, начнёт упрашивать спеть что-то…

Те в ответ сначала неуверенно-несвязанно и нехотя, а затем, настроившись, распоются и поведут какую-нибудь народную из любимых о сокровенном… Отмякнет от песни душа, расчерствеет, отойдёт маленько, на сердце полегчает, и попроще станет ориентироваться в житейском пространстве, окрепнет вера, а со всем этим легче переживаются невзгоды.

Антонова (Стадухина) Анастасия Трефильевна

В 1974 году в Мясном Бору Ленинградской области поисковики нашли останки красноармейца Антонова Павла Сергеевича, уроженца Нижних Таволог. Получив это сообщение, его старший брат Николай Сергеевич, тоже участник войны, танкист, награждённый орденом Красной Звезды, с женой Анастасией Трефильевной, труженицей тыла, награждённой медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны» съездили на место обнаружения останков, добились и привезли их на родину солдата для захоронения. Кстати, Анастасия Трефильевна родилась в один год и в один день с Анастасией Леонтьевной, и вместе они работали и коротали войну.

Захоронение состоялось в центре села, у памятника погибшим. Такой людской массы Нижние Таволги не видали: в траурной церемонии участвовали жители окрестных деревень и близлежащих городов. Это событие всколыхнуло память и разбередило нанесённые войной душевные раны (трудно и тяжело они заживают)… Земляки, провожая в последний путь без вести пропавшего и найденного воина, невольно вспоминали о пережитом… Через много лет эхо войны из-под Питера донеслось-долетело до уральской деревни и отчётливо напомнило народу о страшном времени сороковых годов двадцатого века.

Антонов Николай Сергеевич

Никто не стеснялся и не скрывал своих слёз. Да и слёзы эти остановить было невозможно. Произошло повторение пройденного: вновь оплакивали не пришедших с войны солдат…

Одиннадцатью годами позже этого скорбного события Анастасии Леонтьевне пришлось пережить нечто подобное. С 1985 по 1987 годы её старший внук, сын старшей дочери, Ступин Александр Иванович находился в Афганистане и участвовал в боевых действиях.

Ступин Александр Иванович, ВДВ. 1985-1987 гг., Каунас, Афганистан.

После боевого задания. Ступин А. И. (справа). Афганистан, 1986 г.

Его родители – Иван Николаевич и Инна Галактионовна, и все мы, члены большой семьи, волновались и переживали за него, в течение этих полутора лет находились в напряжённом состоянии. Каждый в глубине души опасался страшной вести и надеялся, что с нашим ничего не случится.

По возвращении своего внука-первенца с Афганской войны баба Тася (так звали её внуки) сказала: «Я, Сашка, ждала тебя полтора года и изо дня в день была на взводе, всё боялась почтальонов, а тогда в ту войну целых четыре года вот так-то напружиненные жили. Тогда только молоденькой была, крепилась от слезы, а тут не получалось не реветь!». И, помешкав, добавила: «Старая, видно, стала…»

Почтальонам военной поры несладко приходилось. Разнося почту по деревне, они старались как можно дольше оттянуть страшную развязку и в более щадящее время преподнести и вручить похоронку адресату.

Сколько нужно было сил, чтобы каждому выразить сочувствие и сострадание?! Казалось, их на каждого не хватит, но они находили силы и пытались делать это… По совместительству почтальоном в те годы была Ксения Илларионовна Назарова, у которой хозяин был на фронте и погиб, а она была одна стремя детьми, где младший ребёнок был рожден в 1939 году.

Кто-то спросит, почему так подробно описывается о Костоусовых, Коротковых? Да потому, что это образ почти каждого таволжанина и таволжанки, это та атмосфера, в которой по законам войны жили сельчане в Таволгах и работали на общий результат – на Победу над ненавистным врагом.

Уходят годы. Мало остаётся живых свидетелей тех лет, и нужно по максимуму и наибольшим меркам запечатлеть их деяния, чтобы они хранились в каждой семье и передавались от одного поколения другому. То, что сделали они тогда для нас, живущих после них, не поддаётся никаким измерениям…

Только где сейчас всё это? Потеряла своё прежнее лицо наша деревушка: нет ни полей, ни лесов, безрыбье в обмелевших реках, разрушено всё и вся! Больно и стыдно пред ними за это! Успокаивает то, что, может, мёртвые не понимают этого… Свой же долг ими был исполнен сполна. Не случайно и по заслугам большинство таволжан за героический труд в войну оказались награждёнными.