Сволочь всё-таки Монгол. Хотя, если учесть ту злобу, с которой он говорил с папочкой, те слова… Едва ли эта ненависть возникла на пустом месте.

— Вы же не серьёзно? Ваш сын только что сказал, что вы ему никто.

— Архан часто говорит не то, о чём думает. Он редко показывает себя настоящего. Так редко, что я уже и не помню эту сторону моего сына. Но она, несомненно, существует.

Что ж, блажен, кто верует.

— Спокойной ночи, Аслан Шамилевич.

Он погрузился в свои мысли, невидящим взором уставился на экран плазмы, а я тихонько закрыла за собой дверь и потащилась к лестнице. Настроение было безнадёжно испорчено, а в комнате меня ожидал злючий Монгол.

Но я справлюсь и с этим.



Архан опустошил стакан и швырнул его в стену. Уставился на своё отражение в мелких кусочках разбитого хрусталя и скривился от злобы, что заполнила всё нутро.

Позади тихо закрылась дверь, и он медленно повернулся к Алине.

— Что ты тут устроил, придурок? — проворчала сквозь зубы, подняла с пола опрокинутый стул. — У принца плохое настроение, а отдуваться должны холопы? Не хочешь сам за собой убрать? — кивнула на разбитую вазу, в которой были фрукты. — Между прочим, эти гранаты и апельсины Фатима принесла мне, — прозвучало обиженно, и Монгол опустил взгляд на раздавленный его ногой плод кроваво-красного граната.

Усмехнулся, подошёл к девчонке, мысленно ей поаплодировал. Даже не дёрнулась.

— Хочешь фруктов? — рука сама потянулась к лицу Алины, и ладонь обожгло от прикосновения к её коже.

— Я хочу освободиться от тебя. Но фрукты тоже подойдут, — ответила, как обычно, с вызовом.

— Дерзкая, — оскалился в довольной ухмылке, наклонился к её губам и упёрся в стену, заключая девчонку в капкан. — Хочу тебя поцеловать. Пиздец, как хочу. Разрешишь?

Она еле заметно вздрогнула, но не подала виду, что испугалась.

— Не разрешу. Но когда тебе требовалось моё позволение?

— Это верно, волчонок, — опустив руки на её талию, резко схватил и прижал к себе. Про себя отметил, что она сильно исхудала. Как тростинка.

Алина отвернула лицо, пряча от него губы, но Монгол склонился ещё ниже, уткнулся носом в её щеку.

— Дай поцелую. Ну же, девочка.

Она упрямо мотнула головой, по-детски поджала губы.

— Я не отстану. Дай поцелую, — повторил настойчивей, потёрся о её бархатную кожу своей грубой щетиной. — Алинааа…

Она тряхнула головой, задрала подбородок.

— Если позволю, отстанешь?

— Ну, на некоторое время, думаю, да. До утра.

Её распирало от желания обматюгать его, как последнюю сволочь, но, надо было отдать девчонке должное — она держалась.

— Ладно, — буркнула недовольно, плотно сжала челюсти.

Архан поймал её губы, сдавил рукой щеки, заставляя приоткрыть рот, и Алина подчинилась. Скорее всего, в мыслях уже расчленила его, но внешне была спокойна. Её страх выдавало только бешеное сердцебиение. Казалось, сердце сейчас проломит ей грудную клетку.

Ворвался языком в её рот, приподнял мелкую, взяв за ягодицы и углубил поцелуй. Алина застонала от боли, и Монгол тут же ослабил хватку.

Что-то, и правда, разошёлся. Как зеленый школьник готов кончить от одного прикосновения к её губам. Влажным, сочным. Охуенно вкусным.

Оторвался, когда Алина задрожала в его руках. Заглянув в её глаза, не увидел там слёз, что уже хорошо. Заставил себя отстраниться, схватил со стола бутылку и обжёг горло ядрёным пойлом.

— Всё? Я могу лечь спать?

Архан подошёл к окну, облокотился о подоконник. За окном лил дождь — погода полностью соответствовала его поганому настроению.

— А выпить со мной не хочешь? Или ты только с Императором бухаешь?

Сзади заскрипело стекло — собирает осколки.

— А во что нальёшь? Ты ж всю посуду перебил. Психопат.

Повернулся, шагнул к Алине и, присев рядом, сунул ей в руки бутылку.

— Пей маленькими глотками. И оставь стекло, поранишься.

Сам же поморщился от своих слов. Странно как-то опять о ком-то заботиться. И нахрена — непонятно. Люди этого не ценят. Особенно женщины.

Архан хорошо помнил, как вытирала об него ноги Лерка. Как предала мать. И нахуй кому была нужна его забота?

Мелкая пригубила с горла, закашлялась.

— Ого… Крепкая хрень, — и снова глотнула, на этот раз побольше.

Бросив осколки в кучу, Монгол присел рядом, взял у неё бутылку.

— Зато нервы хорошо успокаивает.

Хмыкнула.

— Ага. То-то я вижу, ты такой спокойный.

Следующий час просто пили, сидя на полу и время от времени передавая друг другу бутылку. А когда та опустела, Монгол встал на ноги, подал Алине руку.

— Спать идёшь?

Она подняла на него взгляд, закрыла один глаз — видать, задвоилось в глазах. Бутылка-то литровая была. Если даже сам Архан окосел, то, что о девчонке говорить.

— Слушай, Монгол… А хочешь меня трахнуть?

— Давай в люльку. Ты пьяная.

Она проигнорировала его руку, пошатываясь, встала.

— А что такое? Пользованная, да? Противно? А целовал тогда зачем? Утешить? Так я не нуждаюсь в твоей жалости, понял, козёл? Не нуждаюсь! — заплетающимся языком, прямо ему в рожу. Будто не слова, а камни в него летели.

— А ты уверена, что хочешь этого? Чтобы я тебя трахнул? — угрожающе подступился к ней, но мелкая пьянь даже ухом не повела. Оно и понятно, столько вылакать.

— А ты сможешь? Не вырвет?

Монгол взял её за подбородок, приподнял лицо так, чтобы видела его глаза.

— Я не жалею тебя. Вернее, мне, конечно, жаль, что я не смог тебя уберечь. И я буду жить с этим дерьмищем всю жизнь. Но ты мне не отвратительна. Я просто жду, пока ты оклимаешься. Поняла? А теперь вали в постель, пока не передумал.

Она пьяно икнула, толкнула его в грудь, а Архан поморщился от боли в боку. Прошла мимо и, завалившись на кровать прямо в одежде, раскинула руки в стороны.

— Так если ты всё равно будешь меня трахать и от своей идеи сделать из меня инкубатор не отказался, чего ж не приступаешь? Преждевременная импотенция или решил вдруг в хорошего поиграть? Так ты не старайся. Я помню, как ты насиловал меня точно так же, как и твой дружок-вражок. И никогда не забуду. Нет смысла изображать порядочного.

Монгол обошёл кровать, встал напротив неё, широко расставив ноги, так, что её согнутые коленки оказались между них.