— Кажется, нет, — сказал священник. — Но мое общение с профессором Смитоном было минимальным, вы понимаете, оно ограничивалось несколькими днями, когда я принимал у него приход, да потом пара случайных встреч.

В комнату стрелой влетел один из внуков священника и забегал по кругу, захлебываясь от смеха и хлопая руками по стенам.

— Только не трубу, Билли! — крикнул священник, обеспокоившись за судьбу стоявшего на буфете сверкающего латунного предмета. — Только не трубу… только не… не надо, малыш, не надо!

Мальчишка выбежал из комнаты, визжа и булькая, а священник откинулся и засмеялся с видимым восхищением.

— Сколько энергии, — поражался он. — Воистину достойно изумления. — Он как бы извиняясь посмотрел на Гроувса. — Но эта подзорная труба, понимаете, принадлежала сэру Френсису Дрейку.

И снова робко хихикнул, приглашая хоть как-то разделить его восторг. Но Гроувс лишь что-то промычал в ответ.

— Вы знали о связях Смитона с другими убитыми? — спросил он затем.

Священник подумал.

— Как сказать? Немного. Профессор Смитон… да, кажется, у него были важные связи.

— Вот как? И какие же?

— Может быть, вы слышали о Зеркальном обществе, инспектор?

Гроувс помедлил, соображая, нужно ли это знать.

— Торговая ассоциация?

— Не совсем. Это била небольшая группа люден разного рода занятии; они встречались каждый месяц или около того, тайно.

— С какой целью?

— Чтобы понять это, необходимо знать историю, благодаря которой появилось название общества, — объяснил священник. — Вам приходилось слышать о некоем Енохе Резерфорде, священнике из Селкерка?

— Нет.

— Этот человек пережил, если угодно, кризис веры, посмотрев на себя в зеркало. — Священник натужно засмеялся, но, видя выжидательный взгляд Гроувса и понимая, что обязан теперь дать дальнейшие разъяснения, сложил руки домиком и заставил себя продолжить с максимальной убедительностью: — Каждое утро, понимаете, он брился перед маленьким зеркалом в ванной, затем отправлялся на кухню завтракать. И вот однажды он задумался: а что, если одновременно с ним завтракает и его отражение? Отражение, которое он уже не видел, вот какая штука, отражение в зеркале. Далее, отправившись по делам, он подумал: а что, если и его зеркальный образ делает то же самое где-нибудь в лабиринтах зеркального мира? Ступив тем утром на кафедру, он был рассеянным и апатичным — так его потрясла мысль о том, что где-нибудь в зазеркальном царстве его отражение тоже ведет службу.

Гроувс с сомнением нахмурился, и священник решил хихикнуть.

— Странная история, без сомнения. Но понимаете, столкнувшись с трудами известных философов и ученых, он дал трещину. Начал сомневаться в своем нраве быть личностью, утратил веру в себя — ему казалось, что зеркальное мироздание имеет такое же право на существование, как и мир, в котором он воображал, что жил. Ибо почему же, спрашивал он своих прихожан, мы полагаем, что невидимое нам отражение не существует? Если это так, то существуем ли мы сами, когда нас не видят? А поскольку мы воспринимаем объекты в зеркале глазами, то нельзя ли утверждать, что зеркало тоже обладает способностью восприятия?

На этом месте священник замолк, смущенный хмурым взглядом Гроувса, и опять ему пришлось заставить себя продолжать в надежде, что он не запутал инспектора окончательно.

— Когда мы смотрим на наше отражение, видим ли мы то, что видят глаза, или то, что видит зеркало? И кто может утверждать, что он не является отражением или что отражение не является реальностью? И кто может утверждать, что отражение не имеет своих собственных отраженных мыслей и чувств? Или что отражение не сомневается в собственном существовании и, в свою очередь, не думает о мире по другую сторону зеркала — мире, который Енох Резерфорд больше не имел уверенности называть реальностью?

— Он был сумасшедшим, — отрезал Гроувс.

— Это одно из возможных объяснений. — Священник снова хихикнул, испытав облегчение хоть от какой-то реакции. — Но, вы понимаете, сомнение угрожало сокрушить его веру, подорвать здравый смысл; можно сказать, это сомнение было соткано из безграничного скептицизма Просвещения. Его убеждения стали непоследовательными, путаными. Это сомнение было демоном, понимаете, его нужно было преодолеть, и все упиралось в зеркальное отражение. И знаете, что он сделал? Как в конце концов он преодолел этот кризис и сокрушил демона?

— Он выколол себе глаза?

— Еще проще, — улыбнулся священник. — Он разбил зеркало.

«Так я впервые услышал о Зеркальном обществе, узнал о его деятельности. Странная история, всецело в духе этого дела, я не мог не почувствовать связи и набросился на нее, как ястреб на добычу».

— Кто состоял в этом Зеркальном обществе?

— Это были, как я уже говорил, более-менее тайные сборища. Хотя, мне кажется, они встречались где-то на Этолл-кресит-лейн.

Гроувс хорошо знал этот район, он некогда дежурил на участке Вест-порт.

— И что они там обсуждали?

Священник явно смутился.

— Опять же, инспектор, было бы самонадеянно с моей стороны критиковать кого-либо, но мне кажется, они собирались противостоять новой философии и новым тенденциям в науке и богословии, которые, как они полагали, потенциально опасны, даже пагубны.

— Полковник Маннок мог быть членом этого общества?

— Судя по тому, что мне известно о полковнике, я бы сказал, это вполне возможно.

— А люди театра? Смотрители маяков?

— Менее вероятно, как мне думается.

— Другие клирики?

— Возможно, но профессор Смитон был не… как бы это сказать… не самым терпимым из людей Церкви. Хотя теперь, когда я думаю об этом… — Лицо священника напряглось, он явно пытался что-то вспомнить.

— Да?

— Да, — сказал священник. — Мне кажется, я припоминаю, как он говорил — это было много лет назад, так что вы понимаете, мои воспоминания об этом разговоре туманны…

— Да.

— Я припоминаю, он говорил, что встречался с неким католическим монсиньором. Это меня, конечно, удивило — Смитон не любил папистов, как он их называл.

— А этот монсиньор был членом Зеркального общества?

— Возможно. — Священник пожал плечами, вспоминая ту странную историю. — Я только помню, что профессор Смитон рассказал мне о нем без всякой видимой цели. Похоже, ему было как-то не по себе, или он чувствовал свою вину за это знакомство и хотел облегчить душу. Он явно был не в лучшем расположении духа и когда рассказывал об этом… я точно не помню, но у меня создалось впечатление, что он старался сдерживаться, чтобы не сказать больше.

Гроувс задумался. Тайное общество. Загадочные собрания на Этолл-кресит-лейн. Непонятное знакомство традиционных церковных антагонистов. «Не было никаких доказательств, что все это связано с недавними преступлениями, — записал он позже, — но я чуял это нюхом, как ищейка».