Случай с Боуэрсом

Запишу происшествия ночи 1 марта, пока они свежи в моей памяти.

Четверг, 2 марта.

Утро. Происшествия последних двух суток легко могут погубить экспедицию; одно утешение, что каким-то чудом дело обошлось без человеческих жертв. Вчера мы, то есть Оутс, Гран и я, рано поднялись, и я, после печальной ночи смерти нашего Уилли, на лыжах отправился к складу корма, находившемуся на полмили от края барьера, юго-юго-восточном SSE направлении от мыса Хижины. Когда мы туда подходили, небо было мрачное и низко нависло, и впереди нас виднелись огромные ломаные массы плавучих льдов, сначала показавшиеся мне оптическим обманом, какой часто дразнит в этих краях; но когда мы подошли совсем близко к складу, я убедился в своей ошибке. Море действительно было покрыто льдами, отломанными от края Барьера.

Мысли мои полетели к лошадям, и на меня напали самые мрачные опасения. Мы повернули так, чтобы идти вдоль края, и вдруг напали на небольшую трещину. Мы быстро промчались через нее и убавили шаг вчетверти мили дальше. Впереди стали появляться еще трещины; мы по возможности ускорили шаг и не убавляли его до тех пор, пока не очутились по прямой линии между Безопасным лагерем и утесом Касль-Рок. Первой моей заботой было предупредить Эванса. Мы поставили палатку, и Гран пошел в склад с запиской, между тем как я задумался над нашим безотрадным поло-жением.

Я думал про себя, что если бы та или другая партия добралась до какого-нибудь безопасного места, либо на Барьере, либо у мыса Хижины, немедленно был бы отправлен посланный в Безопасный лагерь. К этому времени посланный должен был бы уже прийти. Прошло с полчаса, как вдруг у меня вырвалось восклицание: «Слава Богу!»

В отдалении показались две темные точки, в которых я признал людей. Я поспешил к ним навстречу; это были Уилсон и Мирз с собаками. Они удивились, увидев меня, и выразили опасение, не уплыли ли лошади на льдинах: они видели их в подзорную трубу с берега, с вершины холма, названного Наблюдательным, и полагали, что я с ними. Они ушли второпях, не успев даже позавтракать. Мы сварили для них какао и обсудили с ними печальное положение. Они только что отпили какао, как Уилсон заметил фигуру человека, спешившего к складу с запада. Гран побежал к нему. Это был Крин; он был истощен и говорил не совсем связно. Оказалось, что лошади в 2 1/2 часа утра были поставлены на ночь на морском льду, в достаточном отдалении от виденной накануне трещины. Посреди ночи…

Пятница, 3 марта.

Утро. Меня вчера прервали. Продолжаю. В 4 часа 30 минут утра Боуэрс, выйдя из палатки, увидел, что лед отломился кругом: открылась трещина под самой чертой, на которой были привязаны лошади, и одна из них исчезла. Они второпях уложились и заставили лошадей перепрыгивать с одной льдины на другую, после чего сами перетаскивали нагруженные сани; все трое, очевидно, поработали на славу – неутомимо и бесстрашно. Наконец они с трудом перебрались на более солидные льдины, стоявшие ближе к Барьеру, и одно время думали, что удастся на него перейти, но вскоре убедились, что во все стороны потянулись трещины. Не зная, как тут быть, Крин вызвался идти отыскивать меня. Море во время вскрытия клокотало, как кипевший котел, и со всех сторон высовывались головы косаток. К счастью, лошади их не пугались.

Крин долго шел по морскому льду, перепрыгивая с льдины на льдину, и наконец напал на толстую, с которой, с помощью лыжного шеста, он мог взобраться на самый Барьер. Риск был отчаянный, однако попытка удалась.

Выслушав принесенное Крином известие, я послал Грана обратно к мысу Хижины, а с ним Уилсона и Мирза сам же со своими санями, Крином и Оутсом, отправился на место, где случилось несчастье. В Безопасном лагере мы остановились, чтобы забрать провиант и керосин, затем осторожными обходами подобрались к краю. К радости моей, я увидел заблудившихся. Мы пустили в ход спасательную веревку и с ее помощью обоих втащили на поверхность Барьера. Я разбил лагерь на безопасном расстоянии от края, и тогда только мы все принялись за спасательную работу. Лед более не несло; льдины прижались к краю и не трогались. Людей мы достали в 5 часов 30 минут пополудни, а сани и все вещи к 4 часам утра были на Барьере. В то время как мы тащили последний груз, лед как будто снова стал трогаться, и мы увидели, что лошадей достать нет никакой надежды. Бедных животных пришлось оставить пока на льдине, обильно снабдив их кормом. Из нас никто прошедшую ночь не спал, и все вконец изму-чились.

Я решил, что нам надо отдохнуть, но всех поднял вчера в 8 часов 30 минут утра. Перед завтраком мы увидели, что лошадей унесло. Мы пробовали прикрепить их льдину к Барьеру якорем с помощью спасательной веревки, но якоря соскальзывали. Печальная была минута. За завтраком мы решили уложиться и пойти вдоль Барьера. Таково было положение, когда я писал, но меня прервал Боуэрс, смотревший в подзорную трубу, заявлением, что он видит лошадей на расстоянии приблизительно одной мили к северо-западу. Мы сразу же уложились и пошли. Оказалось нетрудно спуститься к бедным животным, и мы решили сделать еще одну, последнюю, попытку спасти им жизнь. Но тут была допущена роковая ошибка.

Я шел вдоль края и открыл место, по которому мне казалось возможным – в чем я и не ошибался – доставить лошадей на поверхность; но остальные, несколько возбужденные и переутомленные, стали заставлять одну перепрыгнуть с льдины на Барьер; бедняжка сорвалась, упала в воду, и пришлось ее убить. Ужасно! Я всех подозвал и показал им найденную мной дорогу. Боуэрс и Оутс отправились по ней с санями, добрались до оставшихся двух лошадей и тем же путем стали возвращаться с ними, между тем как Черри и я раскапывали дорогу от края. И все же нам удалось спасти только одну лошадь, хотя я совсем уже понадеялся спасти обеих. Но лошадь Боуэрса поскользнулась на одном месте, где надо было прыгнуть, – и с плеском погрузилась в воду. Мы вытащили ее на рыхлый, размокший лед, со всех сторон окруженный крайне взволнованными косатками. Но бедняжка была уже не в силах подняться, и из гуманности поневоле пришлось и ее убить. Такие случаи слишком ужасны!

В 5 часов пополудни мы печально сняли свой временный лагерь и вернулись в первоначально намеченный мной. Но и тут мне показалось небезопасно, и я исходил почти две мили, отыскивая, нет ли трещин. Не нашел, и около полуночи мы легли спать.

И вот мы готовы к печальному шествию к мысу Хижины. Пропажа лошадей расстроила все наши планы; хорошо еще, что люди все целы.

Суббота, 4 марта.

Утро. Вчера сначала было ужасно трудно: в четыре часа прошли всего каких-нибудь три мили от Безопасного лагеря до кормового склада. Оттуда Боуэрс пошел в «Безопасный» и нашел, что мои записки Эвансу взяты. После второго завтрака мы дотащились до того места, где моя палатка стояла, когда Уилсон меня встретил, и где мы оставили лыжи и другие тяжести. Все исчезло. Мы нашли санные следы, которые вели к земле, а дальше и отпечаток копыт. Мы пошли по этим следам и следам лыж, и они привели нас прямо на землю, к высшей точке маленького мыса Прам. Я решился разбить тут лагерь, и, в то время как мы раскладывались, мы увидели приближавшихся четырех человек. Это оказался Эванс со своими спутниками. Они в пятницу поднимались к утесу Касль-Рок, и там наверху нашли хорошее место для стоянки. Они находились в отличном состоянии. Было приятно слышать, что они нашли хорошую дорогу. Они потом вернулись в свой лагерь, взяв у нас одни сани с легким грузом. Аткинсон сегодня пойдет на мыс Хижины, сообщив о нас Уилсону. Остальные должны нас встретить и помочь нам подняться на гору. Я сейчас отправляюсь; надеюсь благополучно провести лошадь.