Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Осторожней, пожалуйста!
– Мамочка, я васкласил свою каррртинку!
Восторженный вопль ворвавшегося на кухню Гэвина и дробный топот его ног будто ведром холодной воды окатили. На сей раз я даже немного порадовалась, что у меня есть встроенный блокатор в виде четырехлетки. Еще один мой палец был бы облизан – и Картер оказался бы на полу, а я бы доказала ему, что гибкости мне не занимать.
Быстренько вытерев руки о надетый на мне фартук, я отвернулась от Картера и наклонилась к сыну.
– Теперь-то мне можно посмотреть, что ты нарисовал?
Гэвин крепко прижал бумагу к груди и покачал головой: нет.
– Я лисовал для кулалиста, – убедительно произнес он.
Я услышала смех Картера у себя за спиной.
– Хм, ты сказал «куралиста»?
– Агха, – кивнул Гэвин, сильно напирая на «гх».
– И позволено мне будет узнать, о ком это ты говоришь?
Гэвин указал на стоявшего за мной Картера:
– Его. Так папка его назвал, когхда мы его встветили.
От неловкости я застонала. Очень скоро папке предстоит понять, что Гэвин – попугай. Картер, конечно, любил покуролесить.
– Мне твое имя не нлавится. Где у тебя кулы? У тебя есть кулятник? – разъяснил Гэвин Картеру. – Все йавно я тебе кайтинку налисовал.
Рукой с зажатым в ней рисунком он обогнул меня и вручил картинку Картеру. Мельком глянув на нее, я успела разобрать: большой палка-палка-огуречик корчится от удара в пах, нанесенного маленьким палка-палка-огуречком.
– Что ж, теперь у меня есть фото в память о нашей первой встрече, – невозмутимо и тихо сказал Картер.
– Гэвин, а давай-ка ты будешь звать его Картером, – предложила я, подняв взгляд на Картера и вопросительно вскидывая брови, мол, подходит ли ему это.
Согласно кивнув, он опустился на корточки, и мы оба оказались глаза в глаза с Гэвином.
– Спасибо тебе большое за картинку, – с улыбкой сказал Картер.
С незнакомцами Гэвин сходился трудно, по большей части оттого, что я постоянно предостерегала его не разговаривать и не уходить с опасными чужаками. Теперь-то я понимаю: убеждать сына, что все незнакомые дяди хотят его слопать, было не самой лучшей придумкой с моей стороны. Помнится, совсем не весело было метаться в супермаркете и объяснять кучке ревущих малышей, стоявших в очереди, чтобы поглядеть на Санта-Клауса, почему мой малыш стоит в сторонке и вопит: «НЕ ПОДХОДИТЕ К НЕМУ! ОН ВАМ ПАЛЬЦЫ ОТЪЕСТ!» Но я смертельно боялась потерять Гэвина. Лиз пришлось убеждать меня не возить сына в ветлечебницу, чтоб там ему в шею вживили чип с Джи-Пи-Эс-навигатором. Впрочем, что-то подсказывало мне: всякий, кто заберет моего сына, скоро вернет его обратно. Кому охота будет сносить пинки в пах да ругань?!
Обычно Гэвин с незнакомцами не заговаривал, пока я его не подтолкну. Легкость, с какой он заговорил с Картером, меня поразила.
– Пожалуйста, Калтел. За мной папка плиедет, чтоб мама могла людям пиво подавать. Мы будем смотлеть кино, а мама говолит нельзя. Мне нужен пистолет, а еще я хочу собаку. Зато у моего дррруга Луки есть джип. Мы на нем по дворрру катаемся, а я коленку ушиб до крови, и мама мне на нее пластырь приклеила и велела мне «отррряхнуться», чтоб я не плакал, а ты знаешь, что вампиры кровь сосут?
– Гэвин! – рявкнул мой отец прежде, чем успела я.
Отец входил в магазин, когда Гэвин начал свою речь-предложение, и был уже почти на кухне, когда услышал, как внук его заложил. Я резко встала и, подбоченясь, бросила отцу в лицо:
– Пап, я же говорила тебе, что ему запрещено смотреть ужастики.
– Эй, Калтел, я за слабеньких, сучий потлох! – завопил Гэвин.
– Гэвин Аллен! Хочешь, чтобы я тебе в рот мыло сунула? – сурово спросила я.
Гэвин дернул плечами:
– Мыло на вкус – как флуктовые леденсы.
Мой отец обошел стойку и подхватил Гэвина прежде, чем я успела пнуть его, как футбольный мяч.
– Прости, Клэр, про вампиров тут как-то вечером по кабельному показывали, а больше смотреть было нечего. Пусть тебя порадует то, что малый глаза закрывал, когда шел, ну, читай по губам: с… е…ка…с, – пояснил он.
– Супер, – буркнула я.
– Я сиси видел! – издал радостный вопль Гэвин.
– Ладно, может, и подглядел разок-другой, – признался отец.
Вот надо же, Гэвин выбрал время вести себя совсем как… Гэвин, в общем-то, и, конечно, именно тогда, когда объявился Картер. Неудивительно, что тот за последние минуты даже не пикнул. Обалдел, наверное.
Я оглянулась и увидела, что Картер стоит себе смирненько и через мое плечо пристально смотрит на папку. Я вовремя повернулась обратно, чтоб уловить, как отец уставил пальцы растопыркой в глаза Картеру, так же как это на днях проделали Гэвин и Лиз.
Похоже, у нас вдруг семейное приветствие нарисовалось.
– Пап, перестань. Картер, вы ведь еще не познакомились, как полагается? Это – мой отец, Джордж.
Картер протянул руку для пожатия:
– Очень приятно… Сэр.
– Обойдемся без ф…у…ф…л…а, – оборвал его отец.
Но, когда ему приходилось выговаривать слово по буквам, в его голосе не слышалось угрозы. В присутствии Гэвина не могло быть иначе.
– Я за тобой слежу, понял? Я во Вь-е-тэ-эн-а-ме был, парень, у меня до сих пор шрапнель от б-о-м-б в коже сидит. Тебе нравится запах напалма поутру, сынок?
– ПАП! Хватит! – прикрикнула я.
Склонившись, я чмокнула Гэвина в щеку:
– Увидимся позже, малыш. Веди себя хорошо с папкой, ладно?
Сын лукаво дотянулся рукой и попытался стянуть вниз перед моей кофточки:
– Покажи мне свои сиси.
Я перехватила его ручку прежде, чем ему удалось запустить ее мне за воротник и выставить кое-что на всеобщее обозрение, и исподлобья мрачно глянула на отца, который стоял себе в сторонке и давился от хохота.
– Эй, не я его этому научил. Он, должно быть, сисятник.
Картер прыснул было, но тут же осекся, как только отец резко повернулся и, не скрывая угрозы, спросил:
– А ты, Картер, сисятник?
– Я… ну… хм… я… нет.
Обняв Гэвина, я шепнула ему на ушко:
– Дома покажу. Скажи Картеру «до свидания».
– Пока, Калтел! – с улыбкой произнес Гэвин и махнул рукой, когда отец повернулся и направился из кухни.
– Папа, а что такое Нам? Это палк? Мы туда пойдем? – слышала я, как сыпал вопросами Гэвин, пока они шли к выходу. Тяжко вздохнув, я повернулась лицом к Картеру.
– Извини за все это, – промямлила я. – Целиком и полностью пойму, если ты прямо сейчас развернешься и дашь деру далеко-далеко. Честно, ничем тебя не упрекну.