Тинякову стало ясно, что, косвенно подтвердив версию Васильева о том, что это он, Тиняков, был инициатором задержки Павлова с его «Нерпой» в здешних водах, он сам загнал себя в угол. Раз американцы начали поднимать спутник, то они его поднимут. А при таком исходе он, если строго придерживаться васильевской версии, выглядит в лучшем случае дураком. А в худшем – думать противно. Получается, что это он сорвал операцию. Значит, от этой версии нужно потихоньку отходить. Каким-то образом модифицировать ее. Перевести стрелки на кого-то другого. На кого? Тут нечего и думать: на старшего лейтенанта Сергея Павлова, иных кандидатур не видно. Вот на него и можно понавешать всех собак! Тем более оправдаться тот навряд ли сумеет. Раз его до сих пор нет в Баренцбурге, а больше ему деваться некуда, значит, скорее всего, Павлов погиб. Но внимание Васильева нужно акцентировать не на этой, а на совсем другой возможной причине! Павлова необходимо безжалостно топить: чем больше на нем будет грехов, тем чище будет выглядеть сам подполковник. Но! Очень важно построить разговор так, чтобы Васильев сам пришел к соответствующим выводам относительно роли Сергея Павлова в провальных событиях последних полутора суток. Это непросто, но выполнимо. Васильев на Северном флоте никогда не служил, он сидит на Шпицбергене второй десяток лет, и громкая слава Полундры для него – звук пустой. Он не знает этого человека и его репутации. Значит, можно уверенно обливать Павлова грязью! Это – единственный выход. Что ж, приступим…

– А знаете, Александр Александрович, почему мой план провалился? – с самой покаянной интонацией спросил Тиняков. – Я грубо, просто непростительно, ошибся с исполнителем! Боюсь, что этот человек оказался оборотнем.

На лице Васильева возникло выражение глубокого изумления.

– Но с чего вы это взяли? У вас есть основания предполагать, что этот, как его, Павлов – предатель?! Ничего не понимаю…

– Сейчас поймете, – сказал Тиняков самым похоронным голосом. – Каждый факт сам по себе не дает права сделать такие выводы, но вот их сочетание… Начать с того, что секретный приказ Павлову действовать автономно я отдал до, а не после трагической истории с гринписовским катером! Смысл такой автономности предельно прост: я не хотел, чтобы «Арктур» находился рядом с возможным местом падения спутника! Гидрографическое судно слишком заметно, неминуемо привлечет к себе внимание, и противник сделает соответствующие выводы! Они должны были находиться далеко в стороне от Земли Принца Карла и появиться там лишь в самый последний момент. И что же мы видим? Павлов уходит в подводный поиск, и с тех пор… ни слуху ни духу! Я уверен, что он отыскал спутник, но почему он не передал точные координаты ни мне, ни на «Арктур»? Что он сделал потом, когда уже хорошо знал, где лежит спутник?

Васильев задумался. Его профессиональная подозрительность бывалого разведчика играла очень на руку подполковнику Тинякову.

– Вы хотите сказать, – медленно начал он, – что если координаты от него не узнали мы, то их мог узнать… кто-то другой?

– Американцы, кто же еще? – горько усмехнулся подполковник. – Иначе как они могли так быстро обнаружить место падения, что уже сейчас ведут работы по подъему? Да, как же я ошибся в этом человеке! Нет мне прощения, просто волосы готов на себе рвать! Павлов перешел к ним, уведя с собой сверхсекретную мини-подлодку. Одно это сулило ему громадный куш! А если он еще слил американцам информацию о точных координатах… Да они его на руках носить будут!

– Постойте, Алексей Васильевич! – Резидент явно разволновался. – Пока это все же только домыслы! Хоть, должен признать, такая версия многое объясняет… Но почему вы придаете такое значение тому, что отдали свой секретный приказ до нападения на катер? При чем тут катер, мы же с вами решили, что это американская провокация!

– Увы! Теперь я так не думаю. – Тиняков поник головой, весь его вид выражал неизбывную скорбь и раскаяние. – Это как раз завершающий штрих! Если бы приказ мой был отдан после нападения, если бы Павлова видел хоть кто-то после этой трагедии, тогда я не заподозрил бы его. А сейчас, проанализировав факты, я уверен: это он потопил гринписовский катер с его экипажем!

– У вас концы с концами не сходятся, – нерешительно возразил Александр Александрович. – Они же передали, что их атаковали русские, а на «Нерпе» нет никакой российской символики! А главное: зачем ему это было нужно?

– Отвечу сначала на второй вопрос. Павлов грамотно просчитал, что после подобного мне волей-неволей придется отсылать «Арктур»! И, таким образом, хоть как-то помешать его новым хозяевам станет совершенно некому! Меня он списал со счетов: что я могу сделать в одиночку, сидя в Баренцбурге?! Он подстраховывался, расчищал поле деятельности для американцев. Что до российской символики… А к чему она? Это совсем просто, – подполковник даже головой покачал, как бы удивляясь недогадливости своего коллеги. – Павлов наверняка сначала подошел к катеру и о чем-то переговорил с экологами. Чуть ли не представился им! А уже затем… На «Нерпе» столько и такого понаворочено, что утопить их старую лохань никакого труда не составило! Но Павлов сделал это не сразу, а так, чтобы они успели выйти в эфир.

Теперь уже надолго замолчал Васильев. Версия подполковника Тинякова зияла логическими прорехами, но у нее было одно несомненное достоинство: она непротиворечиво объясняла все случившееся за последние полтора суток. А цену логическим прорехам в их работе Васильев знал хорошо. За время службы ему приходилось сталкиваться с куда более фантастическими сцеплениями событий, и когда выяснялись все обстоятельства, то прорехи штопались сами собой. Но до чего же гнусная получалась история! Ладно, этот самый Павлов, предатель он предатель и есть. А вот подполковника жаль. Если он не ошибается – а похоже, что не ошибается, – то за такой прокол он поплатится минимум звездочкой! Но где же его глаза были, когда он связался с Павловым?!

Подполковник словно бы подслушал мысли Васильева.

– Я понимаю, – сказал Тиняков, сокрушенно разводя руками, – то, что я сказал, может показаться невероятным. Слишком уж подло ведет себя старший лейтенант Павлов, да? Но только так и никак иначе можно объяснить сцепление двух фактов. Первое: Павлов с «Нерпой» не появился в Баренцбурге, единственном месте, где он должен был бы появиться, если он по-прежнему считает себя российским офицером. При этом он ни разу не выходил на связь! Хоть возможность такая у Павлова была и есть. И второе: американцы необыкновенно, я бы сказал неестественно быстро вышли на спутник. Кто же им в этом помог, если не Павлов?! Так что по всему получается, что Павлов – предатель. А я – непрофессиональный лопух, которому в разведке не место! Как я мог так ошибиться, не разглядеть его сущности… Заметьте: ответственности с себя я не снимаю. Давайте думать, как нам жить дальше. Вы можете что-то предложить?

– Зря вы так корите себя, Алексей Васильевич, – сочувственно сказал Васильев. – У каждого из нас бывали подобные… проколы. Человеческая натура – штука сложная, и разглядеть в ней червоточину удается не всегда и не сразу. Я склоняюсь к тому, что ваша версия в целом верна. Но если это так, то вы, надеюсь, понимаете, что мы не можем умолчать о ней. Мы обязаны доложить о ваших предположениях в штаб Северного флота. Одному из двоих людей: либо генералу Шаховскому, либо контр-адмиралу Сорокину. Пусть они решают, как быть дальше. Кто будет докладывать?