– Понятно, – смеясь, сказал я. – Видно, шпинат и впрямь еда чудодейственная.

– А сакэ тоже делает человека сильным?

Я улыбнулся и покачал головой.

– Нет, но сакэ может заставить человека поверить, что он очень сильный. Хотя на самом деле он ничуть не сильнее, чем до того, как выпил сакэ.

– Зачем же тогда люди его пьют?

– Не знаю, Итиро. Может, для того, чтобы хоть ненадолго поверить, что стали сильными. Только силы сакэ не дает.

– А вот шпинат дает!

– Значит, шпинат гораздо лучше сакэ. Ты и впредь продолжай его есть, Итиро. Но ты, по-моему, забыл обо всем остальном, что лежит у тебя на тарелке.

– Мне тоже нравится пить сакэ! И виски. Дома у нас есть один бар, куда я всегда хожу пить сакэ.

– Да неужели? По-моему, лучше бы ты продолжал увлекаться шпинатом. Ты же сам сказал, что шпинат сил прибавляет.

– А мне больше нравится сакэ! Я каждый вечер выпиваю по десять бутылок. И еще десять бутылок виски!

– Ого! Ты правду говоришь, Итиро? Тогда, значит, ты у нас настоящий пьяница. Вот, должно быть, беда для твоей мамы!

– Женщины ничего не понимают в настоящей мужской выпивке, – заявил Итиро, обратив наконец внимание на стоявшую перед ним еду. Впрочем, вскоре он снова отвлекся и посмотрел на меня. – Дед, – спросил он, – а ты сегодня придешь к нам ужинать?

– Да, приду. И очень рассчитываю, что тетя Норико приготовит какое-нибудь особенно вкусное кушанье.

– Тетя Норико купила сакэ. И сказала, что ты, дед, с дядей Таро все и выпьете.

– Ну, это мы запросто. Но я уверен, что и женщины тоже не откажутся немножко выпить с нами. Хотя Норико права: сакэ пьют в основном мужчины.

– Дед, а что бывает, если женщины выпьют сакэ?

– Хм… кто его знает? Женщины, Итиро, не такие сильные, как мы, мужчины. Так что, наверное, они очень быстро опьянеют.

– И тетя Норико может запьянеть! Ну да, она совсем чуточку выпьет и сразу запьянеет!

Я засмеялся.

– Да, это вполне возможно.

– Тетя Норико может стать совсем пьяной! И начнет песни петь! А потом возьмет и уснет прямо за столом!

– Ну что ж, Итиро, – сказал я, смеясь, – в таком случае лучше нам, мужчинам, приберечь сакэ для себя.

– Мы ведь гораздо сильнее женщин, а потому и выпить можем больше.

– Верно, Итиро. Так что сакэ мы лучше оставим себе.

Я на минутку задумался и спросил:

– А ведь, по-моему, восемь тебе уже исполнилось, да? Скоро ты совсем большим станешь. Не могу сказать наверняка, но, возможно, мне удастся сделать так, чтобы сегодня вечером и тебе дали немножко сакэ.

Мой внук с несколько испуганным видом уставился на меня и промолчал. Я улыбнулся ему и посмотрел на тусклое серое небо за окном.

– Ты никогда не видел своего дядю Кэндзи, Итиро, – сказал я, – но ты на него очень похож. В восемь лет он был таким же большим и крепким мальчиком, как ты. И как раз в восемь лет он, помнится, впервые попробовал сакэ. Ладно, Итиро, я постараюсь, чтобы сегодня и тебе чуть-чуть дали.

Итиро, похоже, с минуту обдумывал сказанное мною, потом сказал:

– Мама может не позволить.

– Насчет мамы не беспокойся. С ней твой дед уж как-нибудь справится.

Итиро сокрушенно покачал головой и заметил:

– Женщины никогда не понимали, зачем мужчины пьют!

– Ничего, пришло время и тебе, как настоящему мужчине, попробовать сакэ. Так что насчет мамы не тревожься. Предоставь ее мне. Мы же не можем позволить женщинам во всем командовать нами, верно?

Но мой внук уже думал о чем-то своем. Вдруг он очень громко воскликнул:

– А тетя Норико может запьянеть!

Я засмеялся и сказал:

– Посмотрим.

– Тетя Норико может стать совсем пьяной!

Минут через пятнадцать, когда мы уже заказали мороженое, Итиро задумчиво спросил:

– Дед, а ты знал Юдзиро Нагути?

– Ты, должно быть, имел в виду Юкио Нагути? Нет, Итиро, я никогда не был с ним лично знаком.

Итиро промолчал, изучая собственное отражение в стеклянной панели окна.

– Твоя мама, – продолжал я, – тоже, по-моему, имела в виду господина Нагути, когда я разговаривал с ней сегодня утром в парке. И ты, наверное, слышал, как взрослые вчера за ужином говорили об этом человеке, да?

Итиро еще помолчал, любуясь своим отражением, потом повернулся ко мне и спросил:

– А господин Нагути был как ты, дед?

– Был ли господин Нагути похож на меня, ты хочешь спросить? Ну, для начала, мама твоя, по-моему, так совсем не считает. Просто однажды я кое-что сказал дяде Таро, так, ничего особенного, но мама твоя, видно, отнеслась к моим словам чересчур серьезно. Я уж и не помню точно, о чем мы с дядей Таро тогда разговаривали; наверное, я просто предположил, что и у меня есть что-то общее с такими людьми, как господин Нагути. Ну-ка, Итиро, скажи мне, о чем взрослые говорили вчера вечером?

– Дед, а почему господин Нагути убил себя?

– Трудно сказать наверняка. Я ведь никогда не был с ним лично знаком.

– А он был плохим?

– Нет. Он не был плохим. Он просто очень много работал во имя того, что считал самым лучшим на свете. Но, видишь ли, Итиро, после войны все стало совсем по-другому. Песни, которые сочинял господин Нагути, когда-то были очень популярны не только в нашем городе, но и во всей Японии. Их исполняли по радио, пели в кафе и барах. И такие, как твой дядя Кэндзи, пели их, когда шли в бой или накануне сражения. А после войны… после войны господин Нагути решил, что его песни оказались… ну, вроде как ошибкой. Он стал думать обо всех тех, кто погиб на войне, и о тех мальчиках, твоих ровесниках, Итиро, которые лишились родителей, и, думая об этом, он, наверное, понял, что песни его оказались ошибкой. И почувствовал, что должен попросить прощения. У всех, кто остался в живых. У маленьких мальчиков, потерявших родителей. И у родителей, потерявших своих сыновей, таких же мальчиков, как ты. И всем этим людям ему хотелось сказать: «Простите меня!» Я думаю, господин Нагути поэтому и убил себя. Нет, он был очень даже неплохим человеком, Итиро. У него хватило мужества признать совершенные им ошибки. Да, это очень храбрый и достойный человек, Итиро.

Итиро задумчиво смотрел на меня и молчал. И я, чуть усмехнувшись, спросил:

– Ну, а теперь в чем дело, Итиро?

Мой внук, похоже, хотел что-то сказать, но передумал и отвернулся к окну, глядя на свое отражение в стекле.

– Ты пойми, Итиро, твой дедушка ничего особенного не имел в виду, сказав, что и он похож на господина Нагути, – снова заговорил я. – Я просто вроде как пошутил, только и всего. Ты скажи это своей маме, когда в следующий раз услышишь, что она говорит с кем-то о господине Нагути. Потому что, судя по ее сегодняшним речам, она все поняла совершенно неправильно. Да в чем, наконец, дело, Итиро? Что это ты вдруг так притих?