Тошнит так, что дышать нормально невозможно, но, кажется, постепенно начинает отпускать. Но все равно очень больно. Особенно сильно болит живот, и, наверное, надо повернуться как-то поудобнее, чтобы боль утихла, но не получается, а становится только хуже.

Вокруг – неразличимое, мутное. Тени, силуэты… Сердце колотится, как сумасшедшее, и плохо, Боже, как же плохо – то начинает трясти от холода, то бросает в жар и снова тошнит, ужасно тошнит, и сознание не удается собрать воедино, только какие-то ускользающие фрагменты, кусочки, обрывки. И живот, снова живот… ммм… подтянуть колени к груди, может, получится… нет, снова не вышло, тело не слушается, и снова тошнота, до изнеможения, до обморока…

– Ну что?

– Тому, что в ванной, действительно чуть получше, рвота прекратилась, и он, кажется, спит.

– Спит или – кажется?

– Спит. Я не рискнул его переносить, ждал вас. Воду набрал новую, это все… ну… ну, словом, я его помыл, все нормально. Меня больше беспокоит второй…

– А что не так?

Голоса – на кромке сознания, по самому краю. Оступись – сорвешься…

– Он все время мечется, стонет, у него тахикардия и, кажется, боли – я не понимаю, почему.

– Ну-ка…

Теплая сухая рука скользит по лбу, по шее… исчезает. Потом – слабое нажатие на живот, и выдержать невозможно, потому что боль вспыхивает с новой силой, так, что звезды из глаз…

– Арус, ты идиот, ты в курсе?

– Что?..

– Ты сколько флаконов ему за шесть часов залил?

– Восемь. Сейчас стоит девятый.

– Угу. И антидот, который стимулирует почки. Естественно, ему больно, а как же иначе?.. За это время ты сам сколько раз ходил писать, придурок? Посчитал? И что ты от него хочешь? Скажи спасибо, что у него до сих пор не лопнул мочевой пузырь…

– Но я не…

– Ну конечно, догадаться было чертовски сложно. – Голос звучит издевательски. – Эй, гермо! До сортира дойти сумеешь? Или тебя тут обработать?

Тут?!

Надо встать.

Вот только ничего не видно. Совсем.

– Арус, помоги ему… Черт, ты где, сволочь проклятая?!

Как же это больно – каменным полом по лбу! Уйййй…

– Ну ладно, ладно, упал, подумаешь, с кем не бывает. Поднимайся, и пойдем. Арус, смени белье, тут все облевано. Потом поможешь ему вымыться…

«Какой кретин сказал, что счастья на свете не бывает?

Этого бы кретина так же, а потом отправить в туалет – он быстро изменил бы свое мнение. Про счастье».

– Арус, я сама займусь вторым, вымой этого…

Как его мыли и кто именно, «этот» не запомнил – потому что очень вовремя потерял сознание.

* * *

– …надо срочно уходить. Они сдадут всех нас тут же, ваше высочество, и…

– Никуда я не пойду. Сейчас они слишком слабы, чтобы хотя бы связаться со своими и вызвать помощь. Потом – посмотрим.

– Вы подвергаете себя опасности! Я не могу позволить…

– Что именно ты не можешь позволить, трус? Ну ты и тряпка, Арус. Ничего они мне не сделают, ни сейчас, ни потом, вот увидишь.

– Почему?

– Не твоего ума дело. Бери группу и уводи в точку встречи. Я пока что останусь тут. Разговор окончен.

– Вы думаете…

– Что я думаю, тебя не касается! Пошел вон!!!

– Орбели, вы же знаете, что такое Официальная служба!.. Они все зомбированы, они даже решения самостоятельно принимать не умеют и не могут! Я вас умоляю, одумайтесь! Давайте уйдем вместе!.. Они уже вне опасности, придут в себя и найдут способ связаться, с кем им нужно. Пожалуйста…

– Пожалуйста, закрой свой рот и убирайся отсюда прочь, пока я тебя не пристрелила. И запомни, Арус. Я всегда делаю то, что я хочу и что я считаю нужным. А если кому-то не нравится мое решение – добро пожаловать отсюда вон. Все понял? Вон!!!

Торопливые удаляющиеся шаги, звук закрывшейся двери, затем – слабый шум двигателя в отдалении.

– Умолять он меня будет… – еле слышно, словно про себя. – Дерьмо…

Несколько минут тишины – кажется, она куда-то вышла.

Вернулась.

«Как же болит голова, сил нет никаких…»

– Эй, гермо, давай пей… ну, не отворачивайся, чего ты нервный такой…

«Как там Скрипач? Видимо, живой, раз ему пить предлагают.

Это хорошо…»

Зрение постепенно возвращается, но все равно – вместо картинки муть и силуэты. Если напрячь глаза, то можно различить два пятна, похожие на чьи-то фигуры. Одна сидит, вторая лежит.

– Пей, не бойся. Это всего лишь холодный чай…

Вот так, блин, задания и проваливают. На кого мы нарвались?.. Совсем голова не работает, но на кого-то мы конкретно нарвались, понять бы…

Снова муть, снова мир становится неразличимым, но, к счастью, хотя бы больше не тошнит. И попить в самом деле было бы неплохо. Но лучше – поспать. Тело ноет, тянет, до сих пор ощущается онемение.

И голова совсем дурная.

«Вот это в самом деле плохо…»

– Интересные вы какие. Странно. Значит, не только метаморфоза, но еще и модификация? Достаточно достоверно сделано, ребятки. Ладно, это мы потом…

Спать… силуэт какой-то в той части комнаты, которая у окна… что это за звуки?.. ладно, не важно… а почему светло? Сейчас день?.. Наверное, день… Светло, тепло. Попробовать повернуться на бок, и еще бы руку под голову… нет, не слушается рука. Ну хоть самому немного удалось повернуться, и то хорошо… ненавижу слабость…

– У тебя обалденные волосы, очень красиво… Что, руки онемели, да? Знаешь, мне известно отличное средство против онемения рук… сейчас я тебе его покажу…

Теплое тело рядом, под тонким одеялом, маленькая ладонь скользит по груди, горячее дыхание у виска и…

Что…

О, Боже!..

– Ни о чем не спрашивай, гермо… только запомни, я всегда делаю то, что я хочу…

* * *

За утро он просыпался несколько раз, но тут же засыпал вновь. Только позже, уже днем, удалось окончательно продрать глаза и кое-как оглядеться. Ит с трудом приподнялся на локте.

Небольшая комната, заставленная старой, довольно ветхой мебелью. Стол у стены, рядом – допотопный комод, снабженный кучей маленьких ящиков, еще дальше – продавленное кресло, на которое в беспорядке накиданы какие-то тряпки. Тряпки? Да, как же. Там валяется то, что осталось от их вещей.

Окно узкое, высокое, сейчас занавешено тяжелой, траченной временем шторой. В тонкую полоску между шторой и стеной пробивается свет: действительно, уже день. На соседней кровати спит Скрипач. Зрелище, надо сказать, удручающее. Волосы, как пакля, торчат в разные стороны, рука, высунувшаяся из-под одеяла, какого-то чуть ли не зеленого цвета… лицо, видимо, будет не лучше.