Маркиз ехал за «Тойотой», стараясь не потерять ее из виду на забитых транспортом улицах. К счастью, ехать им пришлось не слишком долго – белая «Тойота» приехала на Петроградскую сторону и остановилась возле внушительного серого здания на Широкой улице, бывшей улице Ленина.

– Клиника эстетической медицины, – прочла Лола надпись на металлической табличке возле дверей, – наша гипотеза подтверждается. Все понятно, здесь он работает, так сказать, официально, а там принимает отдельных клиентов, которые требуют повышенной конфиденциальности…

– Опять же, налоговые органы ничего не знают о его дополнительных заработках, – со знанием дела добавил Маркиз, – давай-ка, – он повернулся к Лоле и критически осмотрел ее внешность, – зайди в эту клинику и постарайся узнать фамилию нашего эскулапа. Ты же у нас ведущая актриса на роли богатых клиенток!

– Ну, ты даешь, – обиделась Лола, – заказать загородный особняк – еще куда ни шло, но делать пластическую операцию… в моей внешности нет никаких недостатков!

– Сейчас появятся, если не пойдешь, – свирепо заявил Леня, – мы что тут, в игрушки играем? Марш в клинику, сама придумаешь, что тебе нужно исправить!

Лола обиженно надулась, но не посмела ослушаться сурового повелителя и покорно выбралась из машины.

Специалист по интерьерам клиники эстетической медицины ставил перед собой задачу ошеломить посетителя еще в дверях.

Величественные колонны подпирали потолок с лепниной и плафоном. На плафоне три античные красавицы с безупречными, но, на взгляд Лолы, несколько пухловатыми формами сидели в окружении цветов, фруктов и музыкальных инструментов.

«Мрамор ненастоящий», – сварливо подумала Лола.

По всем углам холла стояли мягкие кресла и диваны. По всему было заметно, что владельцы клиники страстно желают, чтобы любой посетитель становился со временем клиентом, и не намерены его упускать.

Лола обратилась к сидящей за письменным столом с компьютером и картотекой хорошенькой сестричке, которая, должно быть, служила живой рекламой клиники.

– Простите, девушка, – проговорила Лола с хорошо отработанной надменной интонацией скучающей богатой дамы, – я договаривалась о встрече с одним вашим доктором, а его имя-отчество забыла. Он такой маленький, рыжий, с большими ушами.

– Борис Львович? – подсказала девушка.

– Да, кажется, – неуверенно проговорила Лола, – фамилия на Г…

– Не на Г, а на Д, – поправила ее девушка, – Борис Львович Длуголенский. Он сейчас здесь, но к нему обычно предварительная запись. Как ваша фамилия?

– Апельсинова, – брякнула Лола первое пришедшее на ум.

Девушка, нисколько не удивившись, начала просматривать книгу записей. Наконец она подняла голову и с сожалением сказала:

– Нет, извините, вашей фамилии я не нашла. Давайте я запишу вас к Борису Львовичу на следующий четверг, если вас это устроит. На пятнадцать ноль-ноль.

– Хорошо, – легко согласилась Лола, – в четверг так в четверг.

– Простите… – извиняющимся тоном проговорила сестричка, держа ручку над страницей книги, – я должна записать здесь хотя бы приблизительно причины вашего обращения в клинику. Честно говоря, я не представляю, что вас не устраивает в вашей внешности.

– Уши, – холодно сообщила Лола, – мой друг предпочитает женщин с оттопыренными ушами.

– Борис Львович Длуголенский, – выпалила Лола, усевшись рядом с Маркизом, – хирург-косметолог, как мы и думали.

– Ясно, для чего привезли к нему Монику, – небось так переделал ей морду, что родная мать не узнает! – обозлился Маркиз. – Фиг ее теперь найдешь!

– Да, судя по тому, что очередь на прием к нему большая, врач он хороший.

– Ты записалась к нему на прием? – полюбопытствовал Леня. – Какую часть лица будешь переделывать?

– Отстань! – Лола рассердилась не на шутку.

Мимоходом она погляделась в зеркало заднего вида, представила, что вместо ее розовых аккуратненьких ушек по бокам будут торчать две оттопыренные пельменины, и пришла в совершеннейший ужас.

Следующие несколько дней Маркиз как приклеенный следовал за белой «Тойотой» Бориса Львовича Длуголенского. Его наблюдение облегчалось тем, что каждый день он угонял новую машину, бросая ее вечером, так что доктор не должен был заметить постоянную слежку.

Леня изучил распорядок дня Бориса Львовича и маршруты его постоянных поездок лучше, чем родинку на собственной груди. Надо сказать, что Длуголенский был крайне постоянен в своих привычках.

Каждое утро он в половине десятого выезжал из своего дома на Кирочной улице и ехал на Петроградскую сторону, в клинику эстетической медицины. Там он проводил обычно около трех часов, после чего обедал в бистро «Барракуда» и ехал на Васильевский остров, в свой таинственный персональный кабинет без вывески и таблички.

Здесь он задерживался на два-три часа, к нему приходили пациенты – обычно один, в редких случаях два человека, чаще всего – хорошо одетые дамы более чем бальзаковского возраста.

После ухода пациентов доктор тоже покидал кабинет и снова ехал на Петроградскую, в клинику, где оставался обычно часов до семи-восьми вечера. Оттуда он ехал домой.

Вечером за те дни, что Маркиз вел наблюдение, Борис Львович никуда не выходил. Леня посочувствовал уже однообразному и скучному образу жизни доктора Длуголенского, но на третий день наблюдения в его железном распорядке произошло изменение.

Пообедав в «Барракуде», Борис Львович поехал не на Васильевский остров, а в сторону Литейного проспекта. Маркиз подумал было, что доктор решил заехать домой, на Кирочную, но белая «Тойота» свернула на улицу Некрасова и остановилась возле мрачного шестиэтажного дома.

Борис Львович вошел в подъезд, а Леня на всякий случай записал в блокнот номер дома и откинулся на сиденье, приготовившись к долгому ожиданию и гадая, уж не к любовнице ли закатился бравый косметолог.

Вдруг Маркиз обратил внимание на высокого смуглого мужчину, который очень медленно шел по тротуару рядом с белой «Тойотой» Длуголенского.

Этот мужчина был слишком пластичен, осторожен и точен в движениях для обычного прохожего…

Маркиз вспомнил рассказ Валеры, шофера и телохранителя Анны Аркадьевны Караваевой. В своем рассказе Валера упоминал высокого смуглого мужчину, сопровождавшего молодую немку. Конечно, это могло быть простым совпадением, но Маркиз насторожился, и ему показалось, что смуглый прохожий задержался возле «Тойоты» на лишнюю долю секунды и подошел к ней чересчур близко… Все это опять-таки могло быть просто случайностью, игрой разыгравшегося воображения, но Маркиз не слишком верил в такие случайности.

Смуглый прохожий свернул за угол и исчез из поля зрения. Маркиз насторожился, как кот перед мышиной норкой, прежней ленивой расслабленности как не бывало.

«Что мог делать этот человек возле «Тойоты» Длуголенского? – думал Леня. – Он мог поставить на нее либо «маяк», либо взрывное устройство. «Маяк» – маловероятно: судя по рассказу Валеры, смуглый давно уже знаком с доктором и наверняка все о нем знает, ставить на его машину «маяк» на такой стадии знакомства – явно поздно. Значит, доктор уже сделал все, что от него хотели, и его собираются устранить как ненужного свидетеля, и только что смуглый поставил на «Тойоту» бомбу. Задержался он возле машины всего на долю секунды, значит, не мог установить взрывное устройство, срабатывающее от включения зажигания. Остается простая магнитная мина, которая взорвется от сотрясения, когда «Тойота» тронется с места…»