Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не обращая внимания на помпезные фрески эпохи королей, современные посетители восторгаются импрессионистами. Среди этих картин Дэвид выглядит необычайно счастливым. Его глаз сразу же замечает малейшие вибрации: четыре тополя у дороги, Руанский собор в полдень. Повсюду он чувствует присутствие Моне. Но главным образом его взгляд буквально притянут к огромному, яркому, светлому и наполненному ветром полотну. Все его тело, кажется, охвачено морским ветром, красочными флагами, ароматами цветов «Сада в Сент-Адрес». Главные герои, недвижно, ждут его: отец художника, в канотье, по-прежнему сидит в своем плетеном кресле рядом с дамой с зонтиком; молодая пара разговаривает, опершись на балюстраду. Море волнуется. Парусники и пароходы входят и выходят из гаврского порта.
Нет ничего живее этого морского света. Перед этим пейзажем Сент-Адреса Дэвид восхищается, различая движение ветра и волн в бухте Сены, хотя цветущие сады у моря давно исчезли. Я же, отойдя на несколько шагов, наслаждаюсь, наблюдая за восхищенными взорами посетителей (американцев, азиатов, европейцев), смотрящих на этот гаврский пляж, как будто речь идет о квинтэссенции красоты. Мне хочется взять этих туристов за руку и сказать им: «Вы знаете, это место действительно существует; я родился рядом с ним». Я в восторге, что частичка Нормандии, в процессе истории, пересекла Атлантику, чтобы стать самым любимым пейзажем в большом музее города, олицетворяющего центр вселенной.
Оставив Дэвида, я вышел из Метрополитен-музея и направился в Центральный парк, где был еще больше взволнован, увидев, как вдалеке вырисовывается экстравагантная крепость Мид-таун, на крыше которой вертолеты казались стрекозами. Счастливый, я пошел к фасаду отеля «Плаза», огромного безе в стиле бель-эпок, прилепившегося к глыбе черно-белого небоскреба — огромного бисквита с кремом, который взмывает в небо, как весь этот город, возвышающийся над старинными домами; как будто нью-йоркский Нью-Йорк всем своим ростом защищает европейский Нью-Йорк, в котором хранятся ценнейшие картины конца XIX века, ставшие душой этого архаического и футуристического города; несколько ископаемых современного духа, найденных на гаврском пляже в то время, когда Париж был центром вселенной, а Нормандия — парижским садом.
Идя прямо, я спускаюсь по 5-й авеню к Даун-тауну, испытывая странное патриотическое чувство. Я мысленно повторяю себе: «Вот почему мне так хорошо в Нью-Йорке: потому что эта картина сохранилась здесь как гордость рода человеческого, эта картина была написана молодым Моне на пляже, по которому я ходил. Потому что век спустя я бежал из Гавра, мечтая пойти по стопам художников. Потому что сегодня, бежав из Парижа, я вновь нахожу Моне в центре Нью-Йорка, где все продолжается, где все начинается…»
Через час я достиг стрелки острова на месте морского порта у Саут-стрит, бывшего порта Нью-Йорка, превращенного в туристический базар. Именно вокруг этого прилавка в XVII веке образовался, а затем стал разрастаться город. Деревянные набережные соседствуют с красивыми устаревшими небоскребами Бруклина. У нью-йоркского залива, в точке соприкосновения Старого и Нового Света, я вдыхаю морской воздух с тем же соленым привкусом, как я вдыхал его в детстве, в гаврском заливе.
Я вырос на другой стороне морского пути между Парижем и Манхеттеном, в приморском городе, где забитые пассажирами поезда прибывали на пристань, откуда отправлялись трансатлантические пароходы. На протяжении ста лет пароходы, полные пассажиров, пересекали это море. И видимо, однажды один из пароходов перевез специальную посылку, охраняемую детективом: «Сад в Сент-Адрес», как будто то, что началось там, должно было продолжиться здесь. Идя вдоль берега моря, я поднимаю голову к черным небоскребам Уолл-стрит, в которых отражается зимнее солнце. Я снова вдыхаю запах моря и соли на оконечности Нью-Йорка, думая о старом агонизирующем Гавре и о живом континенте, который простирается передо мной, об этой новой жизни. Все только начинается.
И только теперь я вспомнил, что я в отпуске и с трудом говорю по-английски, что у меня в кармане осталось триста долларов и на послезавтра у меня обратный билет.