– Мишель, – красивый баритон… такой любимый зовёт меня, и я концентрируюсь на Нике, отложившего телефон и ноутбук, и с мягкой улыбкой смотрящего на меня.

– Доброе утро, – заминаясь, не зная, как вести себя сейчас, отвечаю, подходя к нему.

– Доброе. Как ты себя чувствуешь? – Интересуется он, протягивая мне руку, и я быстрее сокращаю между нами расстояние и хватаюсь за неё.

– Хорошо, спала как убитая, – признаюсь, а он тянет меня на себя и усаживает на свои бёдра так, чтобы я оседлала его.

– Ты рано встал? – Спрашиваю, обнимая его за шею и, утыкаясь носом в ещё влажные волосы, дурманящие весь разум, отчего я закрываю глаза и отдаюсь приятным потокам в теле, журчащим по венам.

– Полчаса назад, – отвечает он, проводя ладонью по моей спине и забираясь под кофту.

– Мог бы остаться или разбудить меня, как тогда, – шепчу я, проводя губами по его уху и прикусывая мочку.

– Мог бы, только дал тебе время немного прийти в себя, – он играет пальцами на моей коже, и она отвечает ему, посылая мурашки по позвоночнику.

– Мишель, я голоден, – шепчет Ник, а я шире улыбаюсь, покрывая его шею мягкими и глубокими поцелуями.

– Я тоже, – отвечая, провожу руками по его плечам, карябая ногтями кофту на груди, опускаюсь к молнии джинс.

– Крошка, ты не поняла. Я есть хочу, ты из меня вчера все силы выпила, – он смеётся, отрывает меня от себя, пересаживая на диван, и встаёт.

– Хм, кто бы говорил. Ну, позови кого-нибудь, – предлагаю, ощущая себя полной идиоткой, решившей, что он загорается с такой же силой от меня, как и я от него.

– Я всех отпустил, чтобы нам никто не мешал. Я жду завтрак, – усмехается он, складывая руки на груди.

– От меня? – Искренне удивляюсь, прикладывая руку к груди.

– Да, а есть проблемы?

– Вообще-то, одна и самая главная, я не умею готовить, – чувствую, как краска стыда из-за моего ответа начинает покрывать щёки, а брови Ника приподнимаются. Вот и всё, реальность жестоко вторглась в мой мирок, и я отчётливо вижу полное недоумение на его лице.

– Серьёзно? – Переспрашивает он.

– Хм, да. Сколько себя помню, всегда была Лидия, и отец считает, что это неподобающее занятие для нас, – я ещё больше смущаюсь его выражению лица, опуская взгляд и заправляя за ухо мокрую прядь волос.

– Ты совершенно не подготовлена к жизни, – разочарованно говорит он. Его слова, словно сильнейший тупой удар по затылку, и я оказываюсь в настоящем.

– А ты умеешь? – Тихо спрашиваю, всё так же гипнотизируя стеклянный столик.

– Конечно, а как я жил до этого всего? – Усмехается он.

Чёрт! Я чувствую себя настолько отвратительно, что обличительная правда, выливается на меня ледяным душем.

– Прости… прости, Ник, – шепчу я, резко вставая. Мне необходимо уйти, сбежать сейчас, чтобы ещё больше не ощущать себя настолько униженной собой же.

– Мишель, – он хватает меня за запястье, останавливая, и поворачивает к себе.

– Прости, – повторяю, не смотря на него.

– За что? И куда ты собралась? – Довольно грубо требует он, а я уже не могу сдержать этого неприятного покалывания в носу от слёз.

– Я поняла… всё поняла, – говорю, поднимая голову и освобождая руку из его хватки, отходя на шаг от него.

– Что ты поняла? – Хмуро спрашивает он.

– Я никчёмная. Посмотри на себя. Ты идеальный, умеешь всё, знаешь так много, очень умный и сообразительный. Да даже плевать на твою другую сторону. Уверена, найдётся миллион поклонниц твоего мастерства садизма. А я? Изнеженная жизнью амёба без цели, ничего не знающая и не умеющая, живущая на всём готовом. Максимум могу приготовить сэндвич и глазунью, и то, скорее всего, сожгу её. Ведь даже не знаю, как включается плита. Всегда плыла по течению, которое задавали родители, и не желала учиться жизни. Всегда думала, что так и будет. Я лицемерка, ты прав… был прав тогда. Говорила всем, что меня не волнуют деньги, а, оказывается, без них я ничто. Ты не знал ничего с детства: ни этой роскоши, ни прислуги, ничего. А я всегда имела всё, буквально всё и меня даже это не заботило. И я теперь просто ничто. Никчёмная.

Вся правда о себе открывается так ярко и слепит глаза, что они постоянно слезятся, выкатываясь крупными каплями и стекая по лицу. Ужасно. Оказывается, настолько ужасно себя ощущать неприспособленной к обычной жизни, что это очень пугает. Ведь скоро… возможно, скоро наша жизнь резко поменяется. Мы потеряем всё. И что тогда будет со мной? Отвратительно.

– Мишель, ты не никчёмная, – качает головой Ник, но я поджимаю губы и вытираю тыльной стороной ладони лицо.

– Забудь. Наверное, мне лучше уехать… ничего не будет, – эти слова с сильнейшей болью отдаются внутри. Зачем я ему? Я ничего не умею, не знаю, как доставить ему малую толику радости. Да даже накормить не могу человека, который вчера для меня устроил невероятное волшебство, которое никогда не сотрётся из памяти.

Я разворачиваюсь, чтобы подняться на второй этаж и собрать свои вещи.

– А ну-ка стоять! – Грозный оклик заставляет меня замереть, а саму словно сжаться до размера лилипута.

– Крошка, ты всё не так поняла. Я не хотел тебя обидеть, и ты не никчёмная, – уже тише продолжает он, а я качаю головой от его слов.

– Ты глупая, такая глупая, что мне хочется ударить тебя по заднице и выбить эту дурь из твоей головы. Я уверен, что ты миллион раз себя сама избила. Только вот не было ни единой причины, – он подходит ко мне и его руки опускаются на мои плечи.

– Я научу тебя, если ты захочешь. Это будет даже весело и первый раз для меня, как и многое, что связано с тобой, – шепчет он.

– Зачем тебе это? Зачем, Ник, обучать меня готовке? Да и, вообще, ты идёшь на уступки, а я ничем не могу ответить тебе. Потому что мы… да нет никаких нас, – отрицаю его слова, все свои чувства, ведь я права. У него нет причин возиться со мной, совершенно никаких.

– Потому что я хочу. Хочу, поняла? – Он крепче сжимает мои плечи и несильно встряхивает. – Ещё раз вот такое устроишь, и я за себя не ручаюсь. Отлуплю тебя, и мне плевать на твою нелюбовь к этому. Заслужила, потому что только я решаю, ты со мной или же нет. Только я решаю, уходишь ты или остаёшься. Только я решаю, хочу я обучать тебя чему-либо или же для меня это лишнее. Только я буду решать за себя и за тебя, потому что ты моя. Только моя, ты под моей ответственностью, под моим крылом, и рискни ещё раз усомниться в моих желаниях. Это меня злит. И я вряд ли идеальный, это даже оскорбление. Я умею самое элементарное, потому что мне пришлось. И я рад, что ты никогда не знала того, что я. Я бы не хотел, чтобы ты хоть когда-то прошла через мою жизнь. Никогда бы не пожелал такого, даже самому лютому врагу. Поэтому, крошка, не позволяй мне делать это с тобой, не позволяй мне по…

Он не успевает договорить, как раздаётся звонок его мобильного, и он быстро отпускает меня, подходя к дивану. Я до сих пор стою, раздираемая мыслями о самой себе и его словами.