дифферентовки в 09:00. Инструктаж гардемарина в 10:00. Держать заданный курс до полудня». Все та же старая песня…

Старший помощник ничего не делал, чтобы улучшить настроение Командира. Выражение его лица, всегда слегка придирчивое, запросто могло истрепать и самые сильные нервы. Прежде всего, Командира раздражали его плохо скрываемые политические воззрения. Уставившись вслед ему, когда тот шел на вахту в предыдущий день, Старик прокомментировал его явную ненависть к врагу. «Это должно быть его воспитание такое, я так думаю. «Да ладно — по крайней мере, он выбирает линию и придерживается её».

Я многое бы отдал за возможность погулять хотя бы полчаса. Мускулы моих ног стали дряблыми от лежания, стояния и сидения. Я тосковал по тяжелому ручному труду — например, рубить деревья. Запах смолы наводнил мои ноздри при одной лишь мысли об этом.

Радист получил радиограмму. Мы очень старались делать безразличный вид, хотя каждый из нас надеялся на слово, которое положит конец нашей приятной прогулке по морю. Командир презрительно посмотрел на шифровальную машинку, взял полоску бумаги и прочел её, беззвучно шевеля при этом губами, затем исчез через переборку, не произнеся ни слова.

Мы обменялись многозначительными взглядами.

Терзаемый любопытством, я прошел в центральный пост. Он был там, склонившись над картой. Я напрасно ждал хоть какого-то намека на содержание сообщения. Командир держал его в левой руке, правой рукой работая циркулем-измерителем.

«Возможно», — услышал я его слова. «Не совсем невероятно».

Старший помощник больше не мог терпеть неопределенность, и он попросил посмотреть полоску бумаги. На ней было написано: «Командующему от U-M. Конвой в квадрате XY, генеральный курс 060, идет зигзагами. Скорость 8 узлов». Взгляд на карту показал мне, что квадрат XY был в пределах нашей досягаемости.

Мичман прочистил глотку и как бы между прочим спросил Командира про новый курс. Если судить по его поведению, то в радиограмме могла быть сводка последних оптовых цен на картофель.

Командир со своей стороны проявил равным образом столь же мало эмоций. Все, что он сказал, было: «Лучше подождем немного».

Некоторое время ничего не происходило. Стармех исследовал своим языком дупло в зубе, а Крихбаум рассматривал свои ногти, пока Командир чертил курсы перехвата при различных скоростях.

Я взял из ящика пригоршню чернослива и стал энергично жевать их, стараясь отделить от косточек самую последнюю крупицу мякоти. Матрос из центрального поста прибил к деревянной переборке пустую банку из-под молока. Она была полна косточек. До сих пор мои косточки были самыми чистыми.

U-M. Это была лодка под командованием Мартенса, который был старшим помощником Командира, а теперь служил в 6-й флотилии в Бресте.

Последующие сообщения информировали нас, что три подлодки получили приказы начать преследование, затем четыре, затем пять.

Нашей лодки среди них не было.

Часы проходили один за другим, и до сих пор мы не получили радиограммы в наш адрес. Командир небрежно развалился в углу своей койки и занял себя различными цветными папками, содержащими инструкции самого разного содержания, конфиденциальные и секретные, тактические правила, приказы по флотилии и другие директивы. В свете его хорошо известного отвращения к официальным бумагам в всех их формах, он всего лишь скрывал за ними свое возбуждение — такое же, как и у нас.

В 17:00 пришла другая радиограмма. Командир поднял свои брови. Казалось, все его лицо расцвело. Радиограмма, адресованная нам! Он прочел её, и снова нахмурился. Почти с отсутствующим видом он передвинул листок через стол ко мне. Это был запрос о состоянии погоды в нашем районе.

Мичман составил ответ и дал его Командиру на подпись. «Барометр 1005, поднимается, температура воздуха 5 градусов, моря 7 градусов, ветер северо-западный 6, море и зыбь 5–6, облачность четыре восьмых, перисто-слоистые облака, видимость 7 миль, координаты … КМ».

Чтобы не заразиться от Командира чёрной тоской, я покинул центральный пост и вышел на мостик. Просвечивающие перистые облака сгустились и постепенно закрывали оставшиеся клочки синего неба. Скоро небо снова будет одето в серый цвет. Свет холоднел. Темные облака собрались на горизонте, их нижние края незаметно сливались с серым небом позади них. Они ясно выделялись только на фоне беловато-серого цвета над ними. Пока я стоял там, засунув руки глубоко в карманы моей кожаной куртки, компенсируя движения лодки слегка согнутыми коленями, облака набухли, как медленно надуваемый воздушный шар. По носу с правого борта ветер сделал разрез в облаках и почти так же быстро снова его закрыл. Облака сформировали гигантскую фалангу и начали затоплять все небо. Затем, как будто бы чтобы урегулировать хаос этих множественных замещений и пересечений, в разрыве в облаках появилось солнце. Его косые пучки огня украсили скопление вздутых очертаний эффектными переливами света и тени. Яркое пятно вспыхнуло на поверхности моря справа по борту. Пятно солнечного света бродило по изогнутому и раздутому занавесу пара, зажигая его и оттеняя темноту за ним. Затем оно стало метаться туда-сюда, как будто ему было запрещено засиживаться на одном месте, и оно не знало точно, какое облако ему следует покрыть своим ореолом.

На второго помощника не произвели впечатления сцены небесной трансформации. «Чертовы облака Королевских ВВС!» — проворчал он. Для него чудесный спектакль отдавал вероломством и обманом. Снова и снова он поднимал свой бинокль, чтобы просмотреть облака-замки, которые теперь взобрались почти до зенита.

Я спустился вниз за своей фотокамерой. Когда я вернулся, уже наступил вечер. Небо было обрызгано переливающимися цветами — было насыщено ими. Неожиданно покинутые солнечным светом, облака снова надели свою серую униформу. Полная луна, бледная как привидение, парила над горизонтом. Было 18:00.

Разговоры после ужина завяли, когда надежды на получение другой радиограммы сошли на нет. Командир был беспокоен. Каждые пятнадцать минут он исчезал в центральном посту и занимался чем-то за столом для карт. Пять пар глаз выжидательно смотрели на его губы, когда он возвращался, но напрасно. Он не говорил ничего.

В конце концов Стармех попытался вывести его из упрямого молчания. «Пора бы уже нам услышать что-нибудь еще от Мартенса, не правда ли?»

Командир ничем не показал, что слышит. Стармех взялся за книгу. Очень хорошо, если разговора не будет, я тоже могу сделать вид, что читаю.

Второй помощник и второй механик перелистывали старые журналы. Старший помощник посвятил свое время каким-то папкам официального вида.

Я как раз протискивался мимо радиорубки, чтобы захватить книгу из своего рундука, когда я увидел, что радист торопливо пишет что-то в свете своей настольной лампы.

Я остановился на полпути. Обратно в кают-компанию, где второй помощник быстро расшифровывал сообщение. Взгляд, полный страдальческого удивления.

Командир