class="v">И путь укрыт от взора моего,

Иду, бреду туманами седыми;

Не знаю сам, куда и для чего?

В лицо невзгодам гордою улыбкой

Ужели мне смеяться целый век?

Ужели я, рожденный по ошибке,

Не идиот, не гад, не человек?

Иль нам унынью рано предаваться,

На все запас терпения иметь?

Пройти сквозь бури, грозы, чтоб назваться

Среди других глупцом и… умереть?

Когда ж до слез, до боли надоели,

Заботы все забвению предать?

И слушать птиц заливистые трели

И с безнадежной грустью вспоминать?

И вспомню я…

           Полярною зимою

Как ночь была темна и холодна!

Казалось, в мире этом под луною

Она губить все чувства рождена!

Как за окном скулил, не умолкая,

Бездомный ветер, шляясь над землей,

Ему щенки вторили, подвывая, —

И все в один сливалось жуткий вой!

Как, надрываясь, плакала гармошка

И, сквозь кошмар в ночной врываясь час,

Как где-то дико грохали сапожки —

Под вой гармошки — русский перепляс.

…Бродить и петь про тонкую рябину,

Чтоб голос мой услышала она:

Ты не одна томишься на чужбине

И одинокой быть обречена!..

Сказка-сказочка

Влетел ко мне какой-то бес.

Он был не в духе или пьян.

И в драку сразу же полез:

Повел себя как хулиган.

И я сказал: — А кто ты есть?

Я не люблю таких гостей.

Ты лучше лапами не лезь:

Не соберешь потом костей!

Но бес от злости стал глупей

И стал бутылки бить в углу.

Я говорю ему: — Не бей!

Не бей бутылки на полу!

Он вдруг схватил мою гармонь.

Я вижу все. Я весь горю!

Я говорю ему: — Не тронь,

Не тронь гармошку! — говорю.

Хотел я, было, напрямик

На шпагах драку предложить,

Но он взлетел на полку книг.

Ему еще хотелось жить!

Уткнулся бес в какой-то бред

И вдруг завыл: — О, Божья Мать!

Я вижу лишь лицо газет,

А лиц поэтов не видать…

И начал книги из дверей

Швырять в сугробы декабрю.

…Он обнаглел, он озверел!

Я… ничего не говорю.

«Ты называешь солнце блюдом…»

Валентину Горшкову

Ты называешь солнце блюдом.

Оригинально. Только зря.

С любою круглою посудой

Светило сравнивать нельзя!

А если можно —

            значит можно

И мне, для свежести стишка,

Твой череп образно-безбожно

Сравнить…

        с подобием горшка!

После разлуки

Т. С.

Идет дождь? — можно узнать по луже.

Любишь меня? — Определю не хуже

По ласкам твоим и взглядам.

Мне клятвенных слов не надо!

Забыла ли ты о друге?

Взгляни же скорей!

Все ясно…

Три года тебе, подлюге,

Письма писал напрасно!

Ну погоди…

Ну погоди, остановись, родная.

Гляди, платок из сумочки упал!

Все говорят в восторге: «Ах, какая!»

И смотрят вслед…

          А я на все начхал!

Начхал в прямом и переносном смысле.

И знаю я: ты с виду хороша,

Но губы у тебя давно прокисли,

Да и сама не стоишь ни гроша!

Конечно, кроме платья и нательных

Рубашек там и прочей ерунды,

Конечно, кроме туфелек модельных,

Которые от грязи и воды

Ты бережешь…

           А знаешь ли, что раньше

Я так дружил с надеждою одной —

Что преданной и ласковой, без фальши,

Ты будешь мне

           когда-нибудь

                    женой…

Прошла твоя пора любви и мая,

Хотя желаний не иссяк запал…

…Ну погоди, остановись, родная,

Гляди, платок из сумочки упал!

«Ты хорошая очень — знаю…»

П. И.

Ты хорошая очень — знаю.

Я тебе никогда не лгу.

Почему-то только скрываю,

Что любить тебя не могу.

Слишком сильно любил другую,

Слишком верил ей много дней.

И когда я тебя целую,

Вспоминаю всегда о ней…

Венера

Где осенняя стужа кругом

Вот уж первым ледком прозвенела,

Там любовно над бедным прудом

Драгоценная блещет Венера!..

Жил однажды прекрасный поэт,

Да столкнулся с ее красотою.

И душа, излучавшая свет,

Долго билась с прекрасной звездою!

Но Венеры играющий свет

Засиял при своем приближенье,

Так что бросился в воду поэт

И уплыл за ее отраженьем…

Старый пруд забывает с трудом,

Как боролись прекрасные силы,

Но Венера над бедным прудом

Доведет и меня до могилы!

Да еще в этой зябкой глуши

Вдруг любовь моя — прежняя вера —

Спать не даст, как вторая Венера

В небесах возбужденной души.

«Не подберу сейчас такого слова…»

Не подберу сейчас такого слова,

Чтоб стало ясным все в один момент.

Но не забуду Кольку Белякова

И Колькин музыкальный инструмент.

Сурова жизнь. Сильны ее удары,

И я люблю, когда взгрустнется вдруг,

Подолгу слушать музыку гитары,

В которой полон смысла каждый звук.

Когда-то я мечтал под темным дубом,

Что невеселым мыслям есть конец,