– Перед нами не только Хаджибей – это еще было бы полбеды. Весь турецкий флот, у которого пушек в сто раз более, чем у нас… А посему Хаджибей взять надобно сразу, не мешкая, с проворством великим, чтобы неприятель со стороны флота сикурс[35]крепости не успел дать. Вот ты здесь, ваша светлость, и пригодишься. – Гудович медленно скользнул серыми глазами по курносому лицу Безбородко. – Тебе из главных сил я двадцатипушечную батарею дам – побить султанцев и амбаркации[36]ихних беглецов из крепости на корабли помешать. А ты, ваше высокоблагородие, – обратился Гудович к де Рибасу, – знаешь, что делать. На рассвете как можно тише подойдешь к Хаджибею – и на стены с криком «ура!» в штыки.

Черные глаза де Рибаса сверкнули, он хитро улыбнулся.

– Я графа Войновича попросил помочь нам. Он подведет из Очакова свои канонерские лодки и по турецкому флоту учинит огонь.

– Это верно, – согласился Гудович. – Только, зная графа Войновича, я сомневаюсь, чтоб сей контр-адмирал отважился на это. – Иван Васильевич улыбнулся. – Я лучше тебе для прикрытия левого фланга отряжу батальон пехоты с батареей из десяти орудий. Этак надежней будет.

Де Рибас кивнул в знак согласия и подозвал к себе стоящего у входа в шатер Хурделицу.

– Перед тем как принять окончательное решение, неплохо бы выслушать есаула. Он только что вернулся из разведки, – сказал начальник авангарда по-французски.

Хурделица рассказал о последних событиях в турецкой крепости, обо всем, что узнал от Симона Аспориди.

Выслушав есаула, Гудович повеселел:

– Сей репорт лишь подтверждает мою мысль. А теперь, что думают господа офицеры? Дадим слово самому младшему по чину. – Генерал-поручик посмотрел на Кондрата.

У Хурделицы горло перехватило от волнения. Но он овладел собой и произнес хрипло:

– В Хаджибее нас пока и не чуют. Штурмовать надобно!

Гудович весело глянул на де Рибаса.

– Штурм!

– Штурм! – словно эхо прокатилось по шатру.

Все были за немедленную атаку крепости.

Перед тем как вернуться к главным силам своей армии, которые находились в семи верстах от Кривой Балки, в оврагах около Усатовых хуторов, Гудович произвел смотр поискам авангарда. Он не торопясь прошел вдоль выстроенных рядов гренадеров и казаков. Останавливался перед каждым капральством[37], перед каждой сотней. Говорил с солдатами и казаками запросто.

– Оружие перед боем почистить, ребята, проверить, чтоб в деле не отказало. Супостата бейте пулей, но и про штык не забывайте. Турок нашего штыка не любит – страсть!

Бодрые слова генерала были по душе воинам. «Прост, да, видно, настоящий воин». Хурделица почувствовал расположение к этому человеку с некрасивым продолговатым лицом. И вспомнился Кондрату другой генерал, внешне совсем не похожий на этого. Тот самый, что вручал в Васильковом урочище черноморцам знамя…

После смотра Кондрат со своим отрядом был направлен к гренадерам. Здесь он повидал своего друга Василия Зюзина. У одного из солдатских костров до слуха есаула долетели слова, заставившие его приостановиться.

– Раз Гудок сказал возьмем Хаджибей – значит, так оно и будет! Я его еще с турецкой войны знаю. Подполковником он тогда был. Помню, два дня нас янычары да спаги взять пытались, но Гудок – ни шагу назад! С фузеей[38]солдатской с нами в одном ряду в каре стоял, штыком отбивал врага. А подмога подошла – в штыки нас повел и погнал турка… Вот каков!

Подойдя ближе, Кондрат узнал в рассказчике ефрейтора Громова.

Среди гренадеров был и субалтерн Зюзин. Василий тепло встретил друга.

Граф Илья Безбородко в тот же день осмотрел вверенные ему войска. Он был доволен. Наконец-то Гудович дал ему возможность проявить себя. В том, что он проявит себя блестяще, граф не сомневался нисколько. Завтра, лишь взойдет солнце, он поведет батальон на Хаджибей. Его пушки ударят по крепости, вражескому флоту, и он покажет этому де Рибасу, как надо выигрывать баталии!

Войдя в свой шатер, граф с отвращением сбросил пропыленный плащ и приказал денщику переодеть себя. Тот принес изумрудного цвета атласный кафтан, шелковые чулки, лакированные башмаки с большими золотыми пряжками. Безбородко облачился во все это и повернулся к походному, в позолоченной раме, зеркалу. Увидел дородное, осыпанное пудрой лицо, обрамленное волнистыми локонами парика, и улыбнулся. Что ж, в таком виде не стыдно быть увенчанным лаврами виктории…

Туалет был полностью закончен, когда в шатер вошел, отвешивая глубокий поклон, Боассель. Это был худосочный француз, один из многих иностранцев, зачисленных Потемкиным на русскую службу. Боассель имел прекрасные манеры, славился находчивостью, а главное – был услужлив и считался забавным собеседником. Француз понравился Безбородко, и тот взял его под свое покровительство, приказав слугам в любое время допускать его к себе.

– Мой граф! Вы напоминаете мне сейчас принца Анжуйского перед сражением. Фортуна сделает непоправимую ошибку, если не увенчает вас завтра лаврами победителя.

Комплимент Боасселя понравился Безбородко, хотя он и знал, что между его курносым лицом и орлиным профилем принца Анжуйского мудрено отыскать сходство. Граф милостиво улыбнулся и пригласил француза поужинать.

Пробило уже за полночь, когда Боассель, рассказав немало забавных историй о своих амурных приключениях в Париже, покинул, наконец, графский шатер. Безбородко приказал камердинеру разбудить его не ранее как с первыми лучами солнца. Де Рибас все равно не начнет штурм раньше.

Успокоенный этой мыслью, Безбородко глубоко зарылся в мягкую пуховую перину и сладко заснул.

Плечистый, невысокого роста, Меркель зябко кутался в свой выцветший старенький плащ: его до костей пробирал внезапно подувший резкий ветер. Майор всматривался в закипевшее волнами море. Там, на белых гребнях, то высоко поднимались, то опускались огни турецких кораблей. Меркель улыбнулся озябшими губами. Он вспомнил приказ Гудовича: как только стемнеет – перейти с батареей пересыпь, чтобы при штурме прикрывать левый фланг авангарда от пушек турецкого флота. Он, Меркель, хорошо выполнил этот приказ!

В сумерках де Рибас повел свой авангард из Кривой Балки к крепости. Кондрат Хурделица, оставив своего иноходца в обозе, шел во главе штурмового отряда, которым командовал полковник Хвостов. Отряд полковника состоял из двух пеших полков черноморских казаков и батальона гренадеров, где служил субалтерн Зюзин. Кондрата, хорошо знающего подходы к стенам крепости, де Рибас послал проводником к капитану Трубникову, молодому командиру гренадерского батальона. Такое назначение обрадовало есаула.