Врач решил все же побыть рядом с больным еще некоторое время, опасаясь оставлять старика в таком состоянии. Николо не возражал, и они прошли в кухню, чтобы выпить стаканчик холодного белого вина. Там уже сидели карабинеры, в красках расписывали испуганной Лине, как сгорела машина, от удара мотор старой рухляди вывалился и взорвался отдельно, а потому удалось по бумагам опознать погибшего. Иначе они еще долго разбирались бы, кто он, а так, если русский, точно к князю, его здесь все знают, а больше не к кому, туристы в эти места не заезжают.

Настя клялась себе, что если когда-нибудь увидит папу с мамой, то есть маму с Марком, то будет хорошей девочкой и начнет изучать иностранные языки вплотную. Она даже плакать перестала, пытаясь объяснить молодому полицейскому, кто она и куда ей надо попасть. Полицейский, весьма вероятно, тоже клялся в душе засесть за английский, потому что его скудного словарного запаса никак не хватало, чтобы понять, откуда в их деревеньке, удаленной от туристических путей и дорог, взялась русская девочка.

Первая попытка переговоров закончилась полной неудачей, и Настя с полицейским замолчали, утомленные и совершенно неудовлетворенные друг другом. Тут дверь открылась и появилась хозяйка кафе, которая принесла две тарелки с пастой. Настя хотела было отказаться, потому что она не заказывала, но от спагетти поднимался такой ароматный пар, а соус был такого богато охристого цвета, что она вдруг поняла – зверски хочется есть. Полицейскому и в голову не пришло отказываться от раннего обеда или позднего завтрака, потому что, с точки зрения настоящего итальянца – равно как и сицилийца, – паста хороша в любое время дня. Они с Настей смущенно улыбнулись друг другу и одинаково жадно накинулись на угощение. Хозяйка стояла в дверях, сложив руки под передником, и улыбалась, глядя, как они едят. После еды дело пошло не в пример лучше, собрав весь запас слов и по мере возможности дублируя его жестами, Настя объяснила, что она ехала на машине…

– Авто, car, ok?

Полицейский закивал.

– Car бум…

Он вытаращил глаза. Настя вздохнула, потом достала из сумки альбом и карандаши и начала рисовать картинки, как маленькому. Вот гора, дорога и едет машинка. Вот машинка, из нее выходит человечек. Настя ткнула в себя пальцем и, подумав, решила быть честной и нарисовала кустик, под который человечек сел. Полицейский хмыкнул и кивнул. Дальше было сложнее, руки вдруг начали дрожать, но она собралась с силами и нарисовала все же край горы и машину, которая уже не ехала, а летела в воздухе. Потом схватила красный карандаш и быстро зачеркала ее, изображая огонь. И ткнула пальцем в ту сторону, откуда пришла.

Полицейский и хозяйка кафе, подошедшая посмотреть на Настины художества, молчали несколько секунд, а потом взорвались речью, жестами, девочка опешила от этих быстрых гортанных звуков и даже перестала плакать. Женщина погладила ее по голове, а полицейский побежал в кафе звонить куда-то.

Минут через двадцать приехала полицейская машина, туда погрузили Настю и куда-то повезли. Девочка молчала, потому что спрашивать, куда везут, было бесполезно.

Ее привезли на виллу, полицейский взял ее за руку и повел к двери. Он вошел без стука. В холле никого не было, но откуда-то доносились громкие голоса. Потом вдруг в холл вышел человек – на шее его болтался стетоскоп, а в руке он нес тарелку со шприцем и ампулой.

Вопрос, ответ – и вот уже они говорят чуть не хором, полицейский жестикулирует, врач тоже, а Настя, приоткрыв рот, следит за блюдечком с ампулой – уронит, не уронит доктор шприц? На голоса прибежали люди. Теперь все разговаривали хором, их громкие, экспрессивные голоса отдавались от стен небольшого помещения. Настя стояла, чувствуя, что еще немного – и она просто оглохнет. Потом взгляд ее выделил единственную здесь женщину. Женщина молча смотрела на нее, и в глазах ее было такое странное выражение – словно она увидела призрак. Настя подошла к ней, двигаясь вдоль стены, чтобы не проходить между большими и шумными мужчинами, и спросила:

– Где мой дед?

Та молчала.

– Я могу увидеть князя Василия? – чуть громче спросила девочка, и вдруг все замолчали и уставились на нее. Настя, удивленная тишиной, обернулась. Они смотрели на нее с разным выражением лиц, но девочка не стала разбираться. Она поняла, что добиться чего-то сможет только от женщины. Анастасия повернулась к мужчинам спиной и повторила уже требовательно: – Отведите меня к князю Василию.

Женщина бросила испуганный взгляд в сторону мужчин, потом взяла ее за руку.

Сзади раздался сердитый голос – Николо считал, что девчонке ни к чему тревожить больного старика, но Лина, испуганная сходством девочки с портретом, всю жизнь висевшим в спальне князя, а может, под впечатлением того, что дитя чудесным образом спаслось, ослушавшись сына, уже вела девочку по нешироким коридорам в спальню князя.

Старик лежал на кровати, тяжело дышал, и глаза его были закрыты. Настя подошла и тронула его за руку. Ей стало страшно: она видела, что старик плох, и хоть двенадцатилетние девочки не понимают в медицине, но не надо быть врачом, чтобы догадаться, что человек близок к могиле.

– Дед, а дед, – позвала она.

Старик открыл глаза и несколько секунд смотрел на нее. Потом губы его шевельнулись.

– Маша?

– Нет, я Настя… Вадим погиб, а я… я приехала.

Князь Василий медленно возвращался из небытия. Он еще раз взглянул на девочку, потом нашел глазами портрет, понял, что это не Машенька, но как похожа… Взгляд его остановился на замершей в дверях Лине.

– Нотариуса… – прохрипел князь, и женщина испуганно растворилась в темном коридоре. Оттуда, как из-за кулис, на сцену явился доктор, но старик сердито отмахнулся и уставился на Настю.

– Я привезла то, что ты просил… – Девочка попыталась расстегнуть сумку, но руки дрожали, а дед вдруг сказал:

– Не доставай. Это тебе. Пусть останется на память от меня… Маме отдай, она сообразит, что с этим делать. И все остальное я отпишу тебе… надо только дождаться.

– Дед, ты не спеши. – Настя села на край кровати. – Я могу у тебя пожить… Или в гостинице рядом. Мама сегодня приедет, и мы будем каждый день к тебе приходить. Ты, главное, выздоравливай.

Старик поднял руку, провел по светлым волосам девочки.

– Машенька…

– Дед, я Настя.

– Да. – Он нетерпеливо глянул на дверь и увидел Николо.

Несколько секунд старик и его сын смотрели друг другу в глаза, потом князь вдруг тяжело задышал. Доктор, маявшийся в сторонке, мигом оказался у кровати. Настя встала, но князь поманил ее к себе.

– Настя… – Он, преодолевая слабость, снимал с пальца перстень. Руки не слушались, но старик взглянул на Николо, злость придала ему сил. Князь уже понял, что не дождется нотариуса, и сын, этот чужой ему человек, с которым у него никогда не было ничего общего, не выпустит из рук состояние, которое считает своим. Он снял кольцо и протянул его девочке: – Это тебе… и шкатулка твоя.