Турция, как потенциальный союзник, может отомкнуть России доступ к Средиземноморью, чего так страстно желали — но иными, силовыми методами, — русские военачальники. Иран, вступивший в евразийский альянс, обеспечивает проход к «теплым морям». Китай с его бурно развивающейся экономикой и критическим недостатком энергоносителей способен существенно вложиться в российскую экономику. Япония за доступ к восточно-сибирским ресурсам обеспечила бы развитие инфраструктуры Дальневосточного региона». «Страны ОПЕК, в рамках общей энергетической стратегии с Россией и Казахстаном, способны фундаментально надавить на США в решающий момент — конечно, взамен на поддержку арабской политики. Даже в Евросоюзе у России есть потенциальные союзники в лице Германии и Франции, которые яснее других осознают потребность в выходе Европы из-под американского диктата. Все эти игроки могут играть в пользу России-Евразии, хотя могут и против нее. Все зависит от того, как искусно Россия будет вести эту партию.

Сильная Россия, восстановившая свой имперский формат и статус «великой мировой державы», будет приемлема для каждой из стран, важных для интеграции постсоветского пространства, с выполнением определенных условий, разных для каждой из соседних стран. Эти условия вполне можно обобщить и заведомо заложить в основу нового современного издания евразийской идеологии. Кое-какие критерии напрашиваются сами собой: Россия должна принять принцип веротерпимости, уважения к различным этносам и национальностям, культурный плюрализм. Иными словами, созидаемая Евразийская империя должна быть империей демократической, строго соблюдающей принципы свободы и независимости входящих в ее состав народов и культур.

Нам сегодня для спасения страны жизненно необходимы особые навыки — страной должны управлять гроссмейстеры от геополитики, а не случайные бюрократы (даже самые патриотичные и искренние) и не циничные политтехнологи (даже самые удачливые). Ситуация была бы иной, если бы на той стороне шахматной доски — которой и является сегодня русская карта, карта русского мира и русских интересов — сидели любители. Но там находятся гроссмейстеры, которые будут дробить постсоветское пространство и дальше, организуя революцию за революцией. Сегодня на повестке дня Кыргызстан, Казахстан и Беларусь, завтра — Азербайджан, Армения и Узбекистан. Пока наконец дело не дойдет вплотную до самой России. Хотим мы этого или не хотим, но отвечать нам придется. И если наша Родина нам поистине дорога, мы обязаны осваивать азы геополитики уже сегодня. Незамедлительно. В противном случае у нас не останется вообще никакой русской карты.

Интервью А. Дугин а турецкому журналу «Диалог Авразия». 2001. Август

Журнал «Диалог Авразия»: Как трактуется термин «Евразия» с точки зрения геополитики? Что такое, на ваш взгляд, евразийское пространство в географическом, политическом, культурно-историческом плане?

А. Дугин: Евразия для меня — понятие геополитическое. Оно связано с распределением сил в той картине, которую геополитики предлагают в качестве базовой схемы. Существует борьба морской и сухопутной цивилизаций. В ХХ веке морская цивилизация все больше отождествляется с англосаксонским миром, атлантическим фактором. Евразийство — это тот блок, который связан с Россией, Советским Союзом или неким его аналогом — современной Россией плюс СНГ. А между этими двумя блоками — морским (атлантическим) и сухопутным (евразийским) — идет непримиримая дуэль, не зависящая от режимов. Между королевской Англией и царской Россией шла борьба двух монархий. Потом эта борьба приобрела характер противостояния капиталистического лагеря с социалистическим.

Сегодня Россия демократическая и Запад демократический. Казалось бы, тема снята. Ничего подобного: НАТО расширяется на восток, МВФ просто уничтожает и душит российскую экономику. И опять мы оказываемся среди стран-париев, что уже совсем кажется непонятным. Между тем геополитика это прекрасно объясняет. Евразия — это не географическое и не континентальное понятие. Это тот уровень развития русского народа, русской государственности, в который она вступила, начиная с возвышения Московского царства. Перед этим Евразия была империей Чингисхана.

Евразийство может быть относительным и абсолютным. Абсолютным евразийством является империя Чингисхана, и наследниками этой империи стали сначала Московское царство, а потом — собственно Россия и СССР. Нынешняя Россия является единственным адекватным ядром этого евразийского направления.

Но Евразия не имеет четко очерченных границ. Евразия — это цивилизационная структура, это геополитический полюс. Следовательно, мы не можем говорить, что Евразия и Россия совпадают по границам. Нет, они совпадают по историческому направлению, по вектору развития. И именно на этом основана вся философия евразийцев. Традиционно они были тюркофилами, безусловно, но в очень конкретном, «чингисовском» смысле, потому что тюрки первыми создали сухопутную империю, а потом передали эстафету Московскому царству, которое, опять же пользуясь наследием Чингисхана, создало свою собственную модель. И корни России, с нашей точки зрения, лежат отнюдь не на Западе. Мы не часть Запада, мы — самостоятельный мир, больше связанный с Востоком, но с Востоком Турана, с Востоком варваров — степных кочевников — и жителей лесов, славян.

Нельзя отождествлять Евразию с государством или с этносом, например, с русским, хотя великороссы, которые появились в результате слияния восточнославянских племен с уграми и тюрками, являются наиболее приоритетным евразийским этносом, наиболее типичным. Следовательно, они наиболее соответствуют исполнению цивилизационной геополитической исторической миссии, но не потому, что «избранные», просто они «наиболее евразийские» среди всех остальных евразийцев.

Оставаясь в рамках исторической преемственности, евразийством следует называть именно это движение русской государственности, обращенное к Востоку — к Владимирской, а потом Московской Руси, к Ивану Грозному, к тюркофилии, к очень доброжелательному отношению к восточным культурам, но тем не менее к утверждению своей собственной уникальной самобытности, особенно перед лицом глобализации. Евразийцы задавались вопросом: что хуже было для России — монгольское завоевание либо польско-литовское? Ответ очевиден. Мы видим, что русские, попавшие под западное влияние, утратили свою самобытность, стали восточной периферией западного мира, а русские, которые освобождались постепенно из-под монгольского контроля, не только становились сплоченными, но и восприняли гигантский имперостроительный импульс независимости, суверенности, цивилизационной самобытности.

«ДА»: Вы уже произнесли слово «глобализация». Интересным кажется рассмотреть это понятие в контексте евразийских идей. Ведь процесс, называемый глобализацией, фактически означает распространение «единственно правильной» цивилизации, которую Вы называете атлантизмом. Следует ли отсюда, что концепция глобализации мира и концепция евразийства являются антиподами?

А. Дугин: Глобализация — это вообще очень двусмысленный термин. Создается впечатление, что говорится о разнообразных контактах между народами мира, о повсеместном диалоге. На самом деле, речь идет совершенно об ином. Меньшая часть человечества — конкретно, американская и западноевропейская часть — диктует остальным свою модель, которая является результатом ее уникального пространственного, исторического и географического развития. Вот в этом и заключается так называемая однополярная, или атлантистская, глобализация. Она представляет собой не что иное, как процесс распространения американской модели, социально-экономического и политического устройства, американского контроля, американского геополитического могущества, американского образа жизни на все регионы земли, чтобы постепенно искоренить самобытность каждого из них — не только русского, но и турецкого, и арабского, и иранского, и японского — абсолютно всех, и создать для всех единую модель, скопированную с американской. Ясно, как может относиться к этой ситуации евразийство, которое традиционно рассматривает в качестве позитива отстаивание восточными регионами независимости от универсализирующих тенденций Запада. Никогда еще Запад не был так нагл, столь дерзок и решителен в навязывании исполнения своей псевдомессианской задачи, как сегодня.