Во второй раз девица де Транкавель увидела, кто ее зовет. Быстрой тенью пролетела расстояние до решетки – только каблуки простучали – и судорожно вцепилась в прутья. На миг Франческо напугало выражение ее лица – застывшая гримаска обреченности.

Однако заговорила Бланка спокойно, будто не она только что яростно желала всему миру катиться прямиком в преисподнюю:

– Помоги мне перебраться.

– Здесь рядом калитка, – они молча шли рядом, разделенные оградой, ни о чем не расспрашивая, словно все уже давно было сказано и уговорено. Калитка оказалась запертой, но низкой, в человеческий рост. Бланка поставила ногу на завиток прутьев, еле слышно чертыхнулась, когда сапог соскользнул, подтянулась и довольно ловко для женщины одолела преграду, в самом прямом смысле свалившись с неба на руки Франческо. Она не возмутилась, когда он поддержал ее за талию, и сама протянула ладонь – по дорожке к дому они шли, взявшись за руки. Пальцы у Бланки были холодные, подрагивающие, и пахло от нее мужскими запахами – пыль, едкий конский пот, вино, сквозь которые еле пробивался вяжущий аромат лаванды. Похоже, она долго скакала верхом. Не могла же она в самом деле примчаться к нему из Ренна? Как бы она узнала, что он находится здесь, в прецептории? Неужели догадалась?

– А папенька обшаривает Безье в ваших поисках, – вдруг злорадно хмыкнула Бланка, оказавшись в комнате итальянца. – Ты знаешь, что он – ваш сосед по гостеприимству храмовников?

– Знаю, – кивнул Франческо. Ситуация складывалась самая что ни на есть щекотливая, о коих повествуют притчи: вот, мол, тебе то, чего желаешь больше всего на свете. Бланка стояла напротив, до невероятия привлекательная в охотничьем костюме, превратившим ее в некое удивительное существо среднего рода, не девушку и не юношу. Она молчала, смотря исподлобья маслично-черными глазищами в обрамлении длинных ресниц. Ее взгляд притягивал, завораживал, обещал… Уложенные в узел на затылке густые волосы растрепались, отдельными прядями падая ей на плечи.

С час назад Франческо подкладывал кусочки угля в приткнувшуюся в углу жаровню, но сейчас комнату наполнило иное тепло – исходившее от девицы де Транкавель. Молодой человек с трудом сглотнул – в горле пересохло. Нужно было что-то сказать, объяснить Бьянке, что он испытывал в последние дни, хотя бы узнать, откуда она взялась… но слова исчезали, таяли снегом на солнце… комната плыла, и средоточием водоворота оставались огромные, блестящие, угольно-черные зрачки, в которых так хотелось утонуть.

«Она меня околдовала, – пронеслась на задворках рассудка последняя здравая мысль. – Приворожила… Ну и пусть… Я ни о чем не буду сожалеть…»

Словно во сне Франческо протянул руки и осторожно коснулся шершавой выделанной замши колета Бланки. Что-то слегка укололо его в кончики пальцев – не больно, однако чувствительно. Девушка сделала шаг, оказавшись в его объятиях, с готовностью запрокидывая голову и прикрывая глаза. Ее дыхание сделалось быстрым и прерывистым, руки торопливо искали застежку ремня, комкали рубашку, требуя поскорее избавиться от мешающей одежды. Мужской наряд Бланки придавал игре головокружительный привкус порочности, а кожа ее была горячей и нежной, как драгоценный шелк…

– Все равно, все равно… – еле слышно бормотала она в кратких паузах между страстными поцелуями. – Жаль, что не дома, но все равно… Пусть ты… Это я тебя выбрала, я сама, не они…

Узкая кровать недовольно скрипнула, принимая два сплетенных воедино тела. Мельком Франческо еще успел подумать, достаточно ли толстые здесь стены, чтобы приглушить издаваемые ими звуки. Еще не хватало, чтобы в комнату заглянул кто-нибудь из попутчиков… Хотя как они войдут, он же заложил засов…

Губы Бланки – теплые и имевшие слабый привкус дикого меда – отыскали его собственные, надолго прильнув к ним и надежно заставив позабыть о любых других соображениях. Поцелуй ошеломил юношу, Франческо застонал, чувствуя, как по всему телу пробегает крупная дрожь, а ладони соскальзывают вниз, ложась на упругие ягодицы девушки. Сидевшая верхом Бланка вскинулась, резким движением обоих рук отбрасывая с лица мешающие волосы и обхватывая ногами бедра молодого человека, не то сдавленно ахнула, не то подавила готовый сорваться вскрик, и восхитительно медленно подалась вперед.

Она оказалась девицей. Причем такой, о которой можно только мечтать.

* * *

– Была девица, да вся вышла, – говоривший со вкусом прищелкнул языком и прищурился, отчего и без того узкие глазки маслянисто заблестели. – Эх, где мои годы молодые…

Он небрежно взмахнул короткопалой ладонью, размазав расплывшуюся по струганным доскам винную лужицу. Мгновение назад отблески свечей создавали в винном озерце призрачный образ слившихся воедино влюбленных.

– Потаскушка чертова. Убью ее, – глухо прорычал один из созерцателей. – Ее и его. Разыщу и убью.

Второй непрошеный свидетель чужой страсти предпочел держать свое мнение при себе. Гиллем де Бланшфор знал, что хозяева Ренна давно мечтают окончательно объединить два родственных семейства – свое и Бланшфоров из Фортэна. Во исполнение этого замысла сестрица Идуанна вышла замуж за Рамона Транкавеля, ему самому прочили младшую представительницу Бешеного Семейства. Гиллема никогда не интересовали женщины, но в одном он был точно уверен: лучше взять в жены пантеру из Берберии, нежели Бланку де Транкавель. Он не раз твердил Рамону: за девчонкой нужен глаз да глаз. И что же, к нему прислушались? Нет! Вот и пожинайте плоды своей непредусмотрительности! Бланка спит в одной постели с безродным проходимцем – весьма симпатичным, надо признать, – и ее уж точно теперь не назовешь невинной девицей.

– На кой она нам сдалась – мертвая? – риторически вопросил восседавший за колченогим столом субъект – приземистый толстяк с упитанной физиономией, украшенной рыжеватой острой бородой и выражением жизнерадостного нахальства. – Возись потом, воскрешай, и неизвестно, получится ли еще. Что касается мальчишки… – он пощелкал пальцами и не договорил.

Судя по скромному, но добротному одеянию, говорливый толстячок относился к торговому сословию, занимая там не последнее место – владелец какой-нибудь мастерской, а то и цеховой старшина. Отзывался рыжебородый на диковинно звучащее имечко «мэтр Калькодис», а сюда, в уединенный охотничий домик, затаившийся среди холмов, прибыл на породистом испанском муле, обвешанном побрякушками и колокольчиками. Сейчас мул скучал над кормушкой под навесом у коновязи, а Гиллем старался не задумываться над двумя вопросами. Во-первых, откуда мэтру известно их местонахождение? Второе: как он сумел так быстро сюда добраться, если, по собственному утверждению, на днях гостил в Нормандии?

Появления господина Калькодиса всегда сопровождались странностями. А как же иначе, если почтенный щекастый торговец – доверенное лицо небезызвестного мессира де Гонтара? Мэтр доставлял в Ренн книги и редкостные вещицы, дополнявшие собрание Рамона, вел с наследником фамилии долгие философические беседы и пару раз даже оказывал помощь в проведении очередного ритуала в Санктуарии. Гиллему он не нравился – несмотря на бьющее через край показное добродушие и готовность оказать любую услугу. Из-под ухмыляющейся от уха до уха довольной физиономии мэтра, как из-под аляповатой карнавальной личины, скалилось иное создание – опасное и коварное.