Пейзаж снова был самым обычным для здешних мест. За пологими холмами виднелись невысокие пологие же горушки с небольшими участками пахотных земель между ними.

Когда нас накрыла серая туча, начал накрапывать дождик. Он был похож на легкий дождик среди ясного дня, знаете, бывает такой, когда капают редкие-редкие капли.

– Обалдеть! Какая у этого дождя четкая граница!

Сатору крутил баранку с чрезвычайно довольным видом, а вот на котов дождь нагоняет уныние. Я мечтал о том, чтобы мы поскорее выбрались из дождя под ясное небо.

Тут Сатору издал странный звук, прямо-таки задохнулся от изумления. Я дремал, но тут сразу проснулся и поднял морду. Сатору осторожно затормозил и поставил машину на обочине.

В небе над холмом висела семицветная радуга.

Одним концом она упиралась в холм. Вторым концом ее невысокая арка упиралась в другой холм.

Я никогда не видел конца и начала радуги, ни разу в жизни. Видимо, и Сатору тоже, поскольку он затаил дыхание.

Сейчас мы оба впервые в жизни видели чудо чудное – вместе.

– Давай выйдем из машины?

Сатору очень осторожно выбрался наружу, словно опасался, что от неловкого движения радуга может исчезнуть.

Он поднял меня с пассажирского сиденья, и мы оба уставились в небо.

Оба конца радуги твердо стояли на земле. В самом центре цвета были немного глуше, однако радуга была целенькая и нигде не прерывалась, являя собой идеальную арку. Где-то я видел эти цвета… И тут я вспомнил. Цветы на могиле нынешним утром! Дикие фиолетовые хризантемы, отличавшееся друг от друга оттенком, ярко-желтые цветы золотарника и разноцветные лепестки космей… Если накрыть букет прозрачной газовой тканью, получится вот такая радуга.

– Мы с тобой возложили на могилы радугу.

Услышав это, я чуть не подпрыгнул от счастья. Мы с Сатору на одной волне!

Но я не стал раздуваться от гордости, а снова задрал морду и посмотрел вверх. Тут я заметил еще одну потрясающую штуку.

Продолжая смотреть в небо, я призывно мяукнул, Сатору проследил за моим взглядом – и тоже увидел это.

Над идеальной аркой большой радуги была еще она радуга – не такая яркая, но очень, очень, очень большая!!!

Сатору снова ахнул.

На предыдущем месте службы Норико часто переводили с места на место, поэтому она привыкла к переездам. То, что требовалось для повседневной жизни, она аккуратно доставала из картонных коробок по очереди, сами же коробки так и стояли не разобранными до конца. Когда две-три коробки пустели, она складывала их, чтобы освободить побольше жизненного пространства.

Она не любила обременять себя хозяйственными товарами и разной техникой, поэтому вещей всегда было немного.

Норико только что извлекла из очередной коробки настенные часы. Стрелки показывали полдень. Она еще не нашла крючка, на который вешаются часы, поэтому пока положила часы на диван в гостиной. Каждый раз она давала себе зарок упаковывать вместе в одну и ту же коробку часы и крючок – но каждый раз забывала.

Как всегда при переезде, в страхе, что она может засунуть куда-то, а потом не найти мобильник, Норико клала его в карман. И теперь он вибрировал. Пришло оповещение. Имейл.

Имейл был от Сатору Мияваки, племянника Норико. Память об умершей сестре. Мияваки – фамилия ее мужа.

«Прости!» – стояло в теме письма. К тексту был прикреплен миленький смайлик.

Сама Норико никогда не ставила в письмах эмодзи. Возможно, они и создают иллюзию близости и доверительности, и в более молодом возрасте Норико иногда использовала их, но все, кто получал ее письма с рожицами, как-то смущались, и Норико так и не привыкла к этому новшеству, а сейчас ей и вовсе за пятьдесят.

«Я обещал приехать днем, но похоже, что опаздываю. Извини, что оставляю тебя в одиночестве распаковывать вещи».

Сатору говорил, что сначала навестит могилу родителей. Наверное, это заняло слишком много времени.

Норико ввела тему сообщения: «Поняла». В самом письме написала: «Без проблем. Будь аккуратнее за рулем».

Отослав письмо, Норико вдруг заволновалась – как-то нелюбезно вышло… или нет? Нехорошо, если Сатору решит, что письмо такое холодное потому, что она разозлилась на него из-за задержки.

Она открыла только что отправленное письмо и перечитала его. И у нее, и у Сатору сообщения были краткими и лаконичными, но у Сатору письмо было теплое, а у нее – какое-то шаблонное и формальное. Может, добавить что-то?

Она напечатала «P. S.», чтобы написать новое, более непринужденное послание, однако ничего подходящего на ум не шло. Измучившись, но так ничего и не придумав, Норико напечатала: «Не торопись, а то попадешь в аварию». И отправила письмо. Но тотчас же пожалела об этом, в точности как было с первым письмом. Не следовало писать такое.

Чтобы хоть как-то исправить вторую оплошность, Норико послала третье письмо, с темой «P. P. S.». «Я волнуюсь, что ты будешь ехать слишком быстро, из-за того что опаздываешь». Отправив это, Норико тут же сообразила, что она все, решительно ВСЕ сделала неправильно: завалила Сатору письмами, которые отвлекают его внимание от дороги – вопреки ее истинному намерению.

Но тут пришло ответное послание от Сатору. В теме письма стоял иероглиф «варау» – «смеюсь». У Норико отлегло от сердца.

«Спасибо тебе за заботу и беспокойство обо мне. Воспользуюсь твоим любезным советом и поеду не спеша».

И в конце письма еще один эмодзи – приветливо машущая рука.

Совершенно измотанная собственной беспомощностью и нерешительностью, Норико без сил опустилась на диван. Ее племянник моложе ее лет на двадцать пять или даже больше, как же они будут общаться, если он и дальше будет вынужден реагировать на каждую ерунду?

Но ведь, если вдуматься, так было всегда. Между Норико и Сатору. С того самого дня, когда погибли сестра и ее муж и Норико взяла на воспитание оставшегося двенадцатилетнего мальчика.

Сестра всегда выкладывалась по полной ради Норико, и теперь та старалась сделать то же самое для ее сына. Однако она никогда не могла избавиться от чувства, что все, что она делает для него, сводится исключительно к материальному благополучию.

Сестра была на восемь лет старше Норико. Мать умерла, когда Норико была совсем маленькая, а отец – как раз перед ее поступлением в старшую школу. Так что сестра всегда была ее единственным опекуном.

Когда умер отец, Норико решила не продолжать учебу, однако сестра настояла на поступлении в университет, ведь у сестренки такой блестящий ум!

После окончания школы старшая сестра устроилась на работу в местный сельскохозяйственный кооператив и, похоже, немало ломала голову над вопросом, сможет ли Норико продолжать учебу в университете. Финансовое положение сестер было отнюдь не блестящим, и даже пока был жив отец, поступление в университет обеих дочерей было бы для семьи непосильным бременем. Тем не менее весной Норико выдержала экзамены на юридический факультет, выбрав специализацию по своему желанию, и сестра перевезла ее в Саппоро. Университет Норико находился за пределами Хоккайдо, поэтому им обеим предстояло распрощаться с родными местами. Сестра воспользовалась этим случаем и продала все земельные участки и лесные делянки, доставшиеся от отца.