Уильямс переступил порог часовни.

Он прошел по проходу между скамейками, проводя рукой по их отполированной поверхности. Обошел алтарь, избегая поднимать глаза и смотреть в лицо человеку на кресте, затем приблизился к статуе Богородицы. Ее нежное лицо смотрело на него со смешанным выражением сострадания и боли, надежды и невосполнимой утраты. Пламя свечей у ног статуи отражалось в ее гладкой алебастровой коже смягчая острые углы и холодность мрамора.

Кейд опустил взгляд и заметил, что одна свеча в этом полукружье осталась незажженной.

Подчиняясь внутреннему порыву, он взял лежавший рядом тонкий вощеный фитиль и зажег свечу.

— Это для тебя, Габи. Луч света, который приведет тебя домой.

В тишине храма его голос прозвучал необычно громко.

Вся боль Кейда эхом разнеслась в пустоте.

Статуя сочувственно взирала на него сверху вниз, но не давала ответов и не унимала страдания.

Кейд отошел от ниши и сел на скамью лицом к алтарю, чувствуя себя здесь не на своем месте: странником, забредшим на чужую территорию. Когда-то давно он верил в божественную силу и милость Господа и ждал спасения. Кейд прилежно посещал церковные службы и находил особое утешение в воскресных богослужениях. Они служили бальзамом для его израненной души после всего, с чем приходилось сталкиваться на службе.

И вот однажды летней ночью, семь лет тому назад, все разлетелось в прах. Вера его была поколеблена.

Впервые за время, что он находился в часовне, Кейд решился поднять глаза и взглянуть на фигуру, распятую на кресте. И тут вдруг гнев и протест наполнили его сердце, пока он всматривался в лицо того, кого называли Агнцем Божьим.

«Правильно, что агнец, — подумал Кейд. — Пошел на заклание, даже мизинцем не шевельнул, чтобы защититься. Но где, скажи на милость, был ты, Лев Иуды? Где был тот, кто прогнал прочь демонов? Где был тот, кто мог смело противостоять темному воплощению Зла?

Я скажу тебе, где.

Отец твой покинул тебя, отвернулся от тебя, оставил умирать мучительной смертью.

Как я оставил мою Габриэль в тот страшный час, когда она так нуждалась во мне».

Кейд отвернулся. Он утратил веру в тот момент, когда потерял жену. Семь лет прошло с тех пор, а рана так и не зажила. А события последних нескольких дней заставили ее кровоточить снова.

Но действительно ли она была в лодке? Уильямс хотел знать это со всей определенностью. Сознание говорило: да. Он слышал голос Габи. видел ее лицо, чувствовал любовь к себе, которая светилась в ее ласковом взгляде. А вот сердце твердило: нет. Это никак не могла быть Габи. Поверить в это означало, что вместо обещанного спасения на небесах она вынуждена скитаться по этой ужасной пустынной земле потустороннего мира. В голове у него роились сотни вопросов: как долго она находится там? Что произошло с ней в ту страшную ночь, когда она покинула этот мир? Почему Габи так долго таилась и до сих пор ни разу не встретилась с ним? Может, это он сотворил такое, за что она была проклята навечно?

И самый главный вопрос.

Почему милосердный Господь отправил ее туда? За какие грехи?

Он снова поднял глаза на распятие. «Ты нас покинул в самый трудный час. Стоит ли удивляться, что в ответ я отвернулся от Тебя?»

Человек, распятый на кресте, не ответил.

Впрочем, Кейд и не ожидал от него ответа.

Он уже давно научился полагаться только на себя.

Взглянув на часы, рыцарь увидел, что пробыл в часовне уже полчаса. Понимая, что перед предстоящей битвой необходимо отдохнуть, Кейд поднялся и вышел в коридор. А затем направился к отведенной ему комнате, ни разу не обернувшись.

Позади, в пустой часовне, свечи начали гаснуть одна за другой, точно от прикосновения невидимой руки.

Осталась гореть лишь та свеча, которую зажег Кейд, и одинокий мерцающий язычок пламени слабым светом озарял тьму, сгущавшуюся вокруг.

Кейд проснулся.

То не было медленным и плавным пробуждением, какое он знал в детстве, еще не знакомый с суровыми реалиями жизни. Не было похоже это и на мгновенный подъем по тревоге, к которому он привык за годы службы в специальном подразделении. Нет, его словно пронзило электрическим током или столкнули в ледяную воду. Сердце бешено колотилось в груди, дыхание было прерывистым.

Широко открытыми глазами Кейд уставился на стену напротив, все чувства обострились до предела. Его охватило ощущение, что в комнате он не один: кто-то затаился рядом, совсем близко. И при этой мысли волоски на руках встали дыбом, словно заряженные электричеством.

Что странно, при этом он не предвидел опасности и не испытывал необходимости тянуться к пистолету или уклоняться от неминуемого удара. Напротив: он вдруг ощутил, что сгорает от любопытства.

Очень медленно и осторожно Кейд перевернулся на спину.

Даже в сумеречном свете он отчетливо различил фигуру женщины. Она стояла в дверях, всего в нескольких метрах от него.

Габриэль…

— Привет, Кейд, — тихо сказала она.

На ней был тот самый плащ с низко надвинутым капюшоном, в котором он видел ее в потустороннем мире, но Кейд узнал ее тотчас же.

Он резко вскочил с постели.

— Габи? Габи! — воскликнул он и бросился к жене, собираясь заключить ее в объятия.

— Нет! — крикнула она, приподняла руку и отступила на шаг. — Не прикасайся ко мне!

Кейд резко остановился в двух шагах от жены; на его лице отразились смятение и боль.

Габриэль в ответ сняла капюшон и полностью открыла лицо. Нежная кожа, пухлые розовые губы, плавный изгиб шеи — Кейд с восторженным замиранием сердца узнал знакомые черты.

Но не успел он спросить, как произошло это чудесное превращение, лицо Габриэль начало меняться. Оно задрожало, точно мираж в раскаленном воздухе, и маска, за которой пряталась настоящая Габи, начала таять, растворяться.

И теперь Кейд с ужасом видел перед собой лицо, что предстало перед ним летней ночью семь лет тому назад. Лицо, искаженное болью, с содранной кожей, прекрасные глаза с отчаянием смотрели из кровавого месива.

Маска вернулась так же быстро, как и исчезла, но намек был ясен.

Не говоря ни слова, она кивком указала на его руки.

Кейд бросил на них взгляд и сразу все понял.

Перед тем как лечь спать, он снял перчатки. А когда это происходило, когда кожа оставалась открытой, его дар проявлялся вне зависимости от того, хотел он этого или нет. Габриэль предстала перед ним не в виде призрака или тени, случайно оказавшейся в мире живых. Она была в точности такой, как в прежней счастливой жизни, — его женой, целой и невредимой. И прикосновение к ней моментально открыло бы ему все ее мысли, чувства и воспоминания.