Сильвин. Истина для меня в одном: есть только Ты!

Мармеладка. Покорно и счастливо дарю тебе свою Любовь!

Сильвин, заливаясь слезами, — у девушки тоже заблестели глаза, — упал на колени и бросился целовать маленькие азиатские ступни. Только через час счастливых и горьких слез, умилительных и острых ласк, нежных и чудовищных признаний они вернулись к угасшему было разговору.

Мармеладка. Я ни за что не уеду! Я тебя не брошу!

Сильвин. Ты это сделаешь, хочешь ли ты этого или нет. Тем более, что у меня к тебе есть одно попутное поручение.

Мармеладка. Поручение?

Сильвин. Да. Слушай меня внимательно. Сейчас мы скажем охране, что тебе срочно нужно к гинекологу. Они повезут тебя в город, в больницу. Врачу ты пожалуешься на сильные боли внизу живота и тебя положат на обследование. Конечно, тебя будут охранять, но не так, как охраняли бы меня, поэтому ты наверняка сможешь их провести. Выйдя из больницы, наймешь таксомотор до автовокзала. Там возьмешь билет на любой ближайший рейс и покинешь город. Когда тебя хватятся, ты будешь в полной безопасности.

Мармеладка. Но мои шмотки?

Сильвин. Твои вещи придется бросить. На эти деньги ты купишь себе все, что угодно.

Мармеладка. Жаль!

Сильвин. Дослушай. Перед тем, как сбежать, ты позаимствуешь у кого-нибудь мобильный телефон, позвонишь в гостиницу Атлантидаи попросишь соединить с номером сто семьдесят восемь. Там представишься и пригласишь к телефону Германа.

Мармеладка. Германа?! Черт! А что он делает в гостинице Атлантида?

Сильвин. Живет. Его выселили из особняка.

Мармеладка. А его сотовый телефон?

Сильвин. Отключен.

Мармеладка. Ясно. Так что сказать Герману?

Сильвин. Ему ты скажешь, что вечером за ним придут. Арестовывать. И если он попадется, ему не удастся избежать длительного тюремного заключения…

Расстроенная и заплаканная Мармеладка в конце концов согласилась сделать так, как хотел Сильвин. Они долго и тяжело прощались и даже выпили на дорожку: она — немного ликера, он — полпузырька валокордина. Затем девушка спрятала конверт с деньгами на теле и они довольно искусно разыграли сценку с приступом боли. Как и предполагал Сильвин, охранники поспешили с кем-то созвониться, может быть, получили указание от мистера Colgate или самого Иисуса, и, не медля ни секунды, повезли девушку в больницу, самую лучшую в городе.

Ближе к ночи, уже в постели, Сильвин услышал затравленный лай собак и приближающееся хриплое рычание мощного мотора. В сердце заклокотала кровь, большой палец ноги мелко задергался, в животе очутилась пудовая гиря. Потолок закачался, стены поплыли, и он поспешил накрыться одеялом с головой, оставив узкую щель для обозрения, — как в детстве, когда мама за полночь возвращалась домой; тогда тонкое верблюжье одеяло с загадочным инвентаризационным номером казалось ему бронированным. Он оставлял лишь узкую амбразуру и в оба впечатлительных глаза смотрел сквозь нее — насколько мама пьяна и привела ли с собой очередного кавалера.

Возможно, сейчас его будут бить, очень сильно бить. Сможет ли он все выдержать, хватит ли у него мужества ничего не сказать, даже если пытки будут еще страшнее, чем те, которые однажды ему уже пришлось пережить?

Но к его немалому замешательству, вместо разъяренных столичных в спальне почти бесшумно материализовался безобидный темнолицый призрак, привнеся в помещение сырость загородной ночи и едва уловимый запах больницы — покачивающийся от усталости призрак Мармеладки. Он, не включая света, лихорадочными рывками разделся, расшвыряв одежду в стороны, и юркнул под одеяло, прижавшись замерзшей плотью к нашпигованной нервными окончаниями спине Сильвина.

Прошло полчаса.

Сильвин. Почему ты вернулась?

Мармеладка. Я не смогла это сделать. Вернее, я могла, но не захотела.

Сильвин. Ты совершила, возможно, самую большую ошибку в своей жизни.

Мармеладка. Пусть так, но мы опять вместе. Разве ты этому не рад?

Сильвин. Я тебе не хотел говорить, но в скором времени произойдут такие события, что и представить страшно. Я в точности не знаю, чем все закончится, но в любом случае нас ждут самые суровые испытания.

Мармеладка. Ну и плевать!

Сильвин. Плевать? Ты не понимаешь, вероятно, нам суждено погибнуть.

Мармеладка. Что ж, наше будущее с самого рождения предопределено. Мы не в силах что-то изменить. Так меня учили в детстве.

Сильвин. Может быть, это и так, но я единственный человек на Земле, способный предвидеть это будущее.

Мармеладка. Но ты же сам говоришь, что до конца не знаешь, как все произойдет?

Сильвин. Все потому, что я не имею возможности заглянуть в глаза всех тех людей, от которых завтрашний день зависит. Я владею лишь разрозненной информацией. И еще потому, что я ежедневно, уже зная кое-что о том, что ждет нас, за Рубиконом времени, собственными поступками влияю на будущее, то есть постоянно его изменяю. Понимаешь, одно мое слово — и вся череда событий, которые должны произойти, обновляется. Мне уже сложно за всем этим уследить.

Насчет нас пока могу сказать одно — смерть ходит где-то рядом, временами приближается настолько, что я чувствую ее формалиновое дыхание на своем лице. И как я ни пытаюсь вмешаться в будущее, а я уже много раз менял событийный ряд, — она не уходит. Вот что меня беспокоит больше всего! Про себя я и думать не хочу, мне почти все равно, я не буду цепляться за жизнь, не вижу в ней никакого смысла. Но ты должна жить. Поэтому я и попытался вывести тебя из игры.

Мармеладка. Если это все так, если ты действительно такой всемогущий, что можешь легко распоряжаться судьбами людей, тогда найди такой способ спасти нас, чтобы мы никогда, никогда не расставались!

Сильвин. Я постараюсь.

Сильвин тяжело вздохнул, Мармеладка с озорной легкостью чмокнула его в затылок.

Сильвин. Ты звонила Герману?

Мармеладка. Я все ему сказала.

Сильвин. А он?

Мармеладка. Он обругал меня грязной подстилкой и обещал… не буду говорить, что. А про тебя сказал, что ты змея, которую он пригрел на своей груди. Что ты крыса — сам же его с потрохами и сдал, а теперь играешь в благородство. Что рано или поздно ты ему попадешься, и тогда он зальет тебя заживо в бронзу и выставит на площади Согласия, как величайший памятник подлости и предательству всех времен и народов.

Сильвин. Он прав.

Мармеладка. Знаешь, что самое смешное? В больнице у меня действительно обнаружили серьезное заболевание по женской части. Сказали, нужно делать операцию…

«БуреВестник», «Мэр — глава мафии?»

…Теперь не остается сомнений, что мэр не только поддерживал связь с преступными сообществами города, но и фактически осуществлял личное руководство некоторыми из них. К примеру, как обосновать его настойчивые попытки выгородить главу самой опасной группировки — так называемого Офицера, который обвиняется чуть ли не во всех смертных грехах и ныне скрывается от правосудия? Как оправдать беспрецедентные усилия мэра по сокрытию от горожан важной общественной информации? А развязанная им в масс-медиа компания по дискредитации действий следственных органов? К тому же, отнюдь не праздным остается вопрос, кто финансирует его предвыборную агитацию, чьи миллионы осели на его кандидатских счетах?.