и антидепрессанты обеспечили альтернативу ЭСТ. К тому же росло недоверие к психиатрии – отчасти объяснявшееся ужасными условиями в клиниках. Наивысшей точки оно достигло с появлением антипсихиатрического движения, представители которого считали всю психиатрию угнетающей профессией. Садистская практика ЭСТ стала для них главным примером жестокости психиатров. Страх перед ЭСТ как инструментом общественного контроля очень ярко показан в книге и фильме «Пролетая над гнездом кукушки». Харизматичный и жизнедеятельный нонконформист попадает в психиатрическую лечебницу, пытаясь избежать тюрьмы. В больнице широко используют ЭСТ для того, чтобы утихомирить пациентов, включая его самого. Главный герой получает «неизмененную» терапию: мы видим, как его, сопротивляющегося, привязывают к столу, видим, как он кричит и дергается. В конце фильма он подвергается карательной лоботомии. Наверное, это самый прочно ассоциируемый с медициной пример из литературы и кинематографа. Я преподаю курс истории ординаторам психиатрического отделения университетской клиники Кливленда. И всякий раз спрашиваю, пугает ли пациентов ассоциация с фильмом «Пролетая над гнездом кукушки», если им предложить ЭСТ. И всякий раз ответ утвердительный: даже молодые пациенты его знают, а ведь со дня выхода фильма прошло сорок пять лет. ЭСТ действительно использовалась для того, чтобы усмирять пациентов психиатрических лечебниц. Даже при использовании терапии для конкретных терапевтических целей в первые десятилетия в психиатрических заведениях применялась «неизмененная» ЭСТ. Таким образом, события, показанные в фильме, не совсем вымысел: в начале 1960-х годов, когда происходят события фильма, такое действительно практиковалось. Это конкретные исторические данные, которые нельзя забывать и оправдывать.

К концу 1970-х годов врачи обратили внимание, что многие пациенты, особенно с тяжелой депрессией, не могут быть излечены при помощи антидепрессантов и психотерапии. К тому времени ЭСТ использовалась в основном для лечения расстройств настроения, и на нее снова обратили внимание. С начала 1980-х годов ЭСТ стала применяться все шире, однако, как правило, к той малой части пациентов, кому не помогли остальные способы лечения.

Первая реакция психоаналитиков на ЭСТ была неоднозначной. Мало кто из аналитиков сомневался в ее эффективности – слишком уж впечатляющими были клинические результаты. Но все же кто-то беспокоился о повреждении головного мозга, а некоторые вообще считали, что применение ЭСТ – не что иное, как бессознательный садизм по отношению к пациенту. Некоторые исследователи применяли ЭСТ и очень ценили терапию как способ привести пациента в то состояние, когда можно было бы применить психотерапию. Психоаналитики также предпринимали попытки установить психологические причины того, почему она работает. Существовало популярное мнение, что психически нездоровые люди страдали от бессознательных угрызений совести – того самого гнева, обращенного внутрь, – и они воспринимали ЭСТ как заслуженное наказание. Кое-кто из пациентов проникся таким подходом. Сильвия Плат, одна из самых знаменитых пациенток, к которым применялась ЭСТ, написала в дневнике после процедуры: «Отчего после трех или четырех „поразительно коротких“ сеансов шоковой терапии я мигом почувствовала себя лучше? Почему я чувствовала потребность в наказании, в том, чтобы наказать себя?»[475] В романе Сильвии Плат «Под стеклянным колпаком» главная героиня, Эстер Гринвуд, после сеанса ЭСТ говорит: «Интересно, что же я такого ужасного натворила»[476]. В конце 1950-х годов исследователи доказали, что для того, чтобы спровоцировать судороги, требовалась довольно приличная сила тока. Что, вероятно, и опровергло теорию о том, что терапия работала из-за того, что ощущалась как наказание: поскольку если удары током не могли вызвать судорог, неясно было, ощущаются ли они как наказание или нет.

За шестидесятилетнюю историю терапии и врачи, и пациенты смогли увидеть мощный терапевтический эффект. Его признает и большинство критиков. В прошедшие десятилетия все больше людей, – как пациентов, так и врачей, – пишут о способности терапии излечивать и даже спасать жизни. Противоречия сохраняются касательно побочных эффектов, в особенности, потери памяти. Обычно терапия провоцирует потерю памяти о небольшом периоде времени, предшествующем сеансу, притом часто воспоминания возвращаются. Однако некоторые страдают от долговременной или перманентной потери памяти, что весьма травматично. Мемуары людей, прошедших ЭСТ, даже многих, кто оценил положительный эффект терапии, полны скорби по утраченным воспоминаниям. Научных трудов на тему потери памяти при ЭСТ множество, но окончательных выводов в них не найти. Степень риска необратимой потери памяти остается неустановленной. Поэтому если вы рассматриваете вариант такой терапии, то вам будет полезно узнать об имеющихся побочных эффектах. Сторонники ЭСТ жалуются, что терапию демонизируют. Противники в самом деле зачастую приводят несправедливые аргументы и отказываются видеть пользу от ее применения. Однако и достаточное количество сторонников также идеализируют ЭСТ, уводя внимание как от мрачных страниц ее истории, так и от вероятной опасности нежелательных последствий.

Физическое лечение, разработанное в 1920–30-х годах, создало прецедент, но далеко не все методы дожили до наших дней. Более долговечные методики появились в последующие десятилетия. В 1949 году австралийский врач Джон Кейд продемонстрировал эффективность лития при лечении биполярного расстройства, хотя широко применяться он стал лишь в 1970-е годы. В 1950-е годы были изобретены лекарства, теперь называемые нейролептиками и антидепрессантами. Происхождение антидепрессантов частично связано с антипсихотическими препаратами. Нейролептики обязаны своим появлением стремлению решить другие медицинские проблемы.

Французский хирург Анри Лабори искал способ облегчения постоперационного шока. Он обратил внимание, что его симптоматика схожа с симптомами аллергической реакции, и предположил, что препараты от аллергии могут помочь. Компания Rhône-Poulenc как раз занималась разработкой группы антигистаминных препаратов и предоставила образцы Лабори. Пациенты, принявшие лекарство, меньше переживали из-за предстоящей операции. Это открытие привело к созданию хлорпромазина, первого вещества, названного нейролептиком, хотя в незападных медицинских традициях давно существовала практика применения растений со схожим химическим составом для лечения беспокойства и стресса. Натан Клайн полагал, что хлорпромазин работает посредством снижения «психической энергии» и уменьшения потребности в «защите от неприемлемых импульсов и побуждений»[477].

Схожим образом возникли и первые транквилизаторы, появление которых стало не меньшей культурной сенсацией, чем десятилетиями позже выпуск «Прозака». Их никто не изобретал. Психотерапевт Фрэнк Бергер хотел разработать миорелаксант и придумал мепробамат; а потом выяснилось, что он обладает наибольшим успокоительным действием, чем другие седативные препараты. Его стали продавать под торговой маркой «Милтаун»[478].

Вышеприведенные примеры истории происхождения лекарственных препаратов имеют нечто общее и с антидепрессантами, разработанными после 1950-х годов. Антидепрессанты редко излечивали от ментальных заболеваний, хотя и облегчали симптомы[479]. Психиатрическое сообщество с восторгом встречало их, потому что появлялась надежда на излечение жутких хронических заболеваний, но она часто оказывалась чрезмерной. В некоторых случаях отдавалось предпочтение новому средству, потому что оно казалось безопаснее, чем предыдущие. В большинстве случаев серьезные побочные эффекты становились известны лишь годы спустя. Так, к примеру, хлорпромазин вызывает необратимые двигательные изменения (позднюю дискинезию), хотя психиатрия признала наличие такого побочного эффекта