Игорь лишь проводил внимательным взглядом эти ее метания, но никак не комментировал. Его другое больше интересовало:

— Хочешь сказать, что все это время, которое ты здесь провела, — он помедлил, всматриваясь с нехорошим прищуром, — надеюсь, провела неплохо, тоже не стоило моих усилий и заморочек? Это ведь тоже была твоя жизнь, твои проблемы, твое здоровье и образование… А я, вроде как, за каким-то хреном в них влез и напрягался. Надо было плюнуть тогда и оставить тебя, чтобы сдохла от голода или болезней на обочине рядом с заправкой? Так что ли, Жень?

Игорь знал, что вопросы задает жестокие и не совсем честные. Такие, на которые не было иных вариантов ответа, кроме тех, что для него удобны. Прекрасно понимал, что бьет по больным местам, но иначе сейчас поступать не хотел. Слишком многое в этом разговоре сейчас замешалось: и его желание к девушке, совсем не отеческое, нисколько не стихшее после ее откровений, и стремление помочь, потому что считал несправедливым оставить ее в таком вот, неприкасаемом, состоянии, и просто привычка добиваться поставленных целей. Было бы смешно и глупо сейчас отказаться от того, чтобы приручить Женю. И не только умом и сердцем. Хотелось полного принятия и подчинения. Сам себя обманывать не собирался, что им движет чистый альтруизм и страсть к спасению обездоленных: им двигал эгоизм, обычный мужской эгоизм, и ничего более. Но приятно было понимать, что его самолюбивые намерения могут принести пользу и девушке. В общем, цель, однозначно, была благая. Для всех. А значит, методы и чистота помыслов уже не имели большого значения.

— Вы же прекрасно знаете, что все совсем не так, Игорь Дмитриевич, и я вам до самой смерти буду за все благодарна. За все, что вы для меня сделали. И ничего не было зря. — Женя вздохнула очень устало. Было заметно, как ее все больше оставляют силы, и физические, и душевные. Она все больше сутулилась, голос становился тише, и спорила уже без такого надрыва, как в самом начале…

— Тогда скажи, почему я должен оставить нерешенной эту твою проблему? Если уже вмешался в твою жизнь, то нужно до конца все решать, а не застревать на полпути. Разве не так, Женя? Как-то кособоко ты поделила: здесь трогай, а сюда — не лезь. Кажется, это мне нужно выбирать, что меня касается из твоих сложностей, а что — не мое дело… — Помедлил. давая девушке возможность высказаться, но она упрямо молчала. Правда, и в молчании этом виднелся протест. Даже в том, как губу закусила: Игорь понимал, что она злится, хочет поспорить дальше, но аргументов не находит. Их и не было, таких аргументов, по большому счету. Во всяком случае, Суворов и сам их не находил.

— Как вижу, больше возразить нечего. — Так и не дождавшись от нее никаких сигналов, продолжил. — Значит, вопрос о том, должен ли я заниматься твоей проблемой, снимается. Остается другой вопрос. Посложнее. Как мы будем ее решать. Устала так сидеть?

Женя, совсем не ожидавшая такой резкой смены темы, согласно кивнула. И лишь потом вскинула глаза с испугом, ожидая нового подвоха.

— Да не пугайся ты так. Притрагиваться к тебе я больше не намерен. Не хватало еще, чтобы укусила, ненароком. — Усмехнулся, пытаясь интонацией сгладить жесткость слов.

— Правда? — Глаза девчонки загорелись недоверчивой надеждой.

— Жень, я тебя, кажется, никогда не обманывал. Так ты устала?

— Есть немного… Пойдем тогда спать, наверное? Раз с фильмом не получается?

— Вот еще. Давай, на меня спиной облокачивайся. Можешь представить, что я мебель. — Забавно было наблюдать, как в глаза девушки снова просачивается жесткое и колючее недоверие. Но она ни слова не сказала. Ждала продолжения фразы. — Давай, не бойся. Я же тебя трогать не собираюсь.

И демонстративно раскинул руки по сторонам, сам развалился максимально удобно. Будто дразня тем самым девушку, которая уже не раз передернула затекшими плечами и шеей.

— Блин. Вот не думал никогда, что ты такая трусиха… — Протянул с легкой насмешкой и сожалением. — И ладно, было бы кого бояться… Прекращай уже. Двигайся ближе и прижимайся. Я не кусаюсь, между прочим. И на тебя покушаться не буду. В конце концов, имей совесть, Жень: я бы давно уже спать мог, спокойно и удобно, но вместо этого сижу здесь и тебя уговариваю. О том, без чего могу прекрасно обойтись в своей жизни.

Да. Соврал, нагло и откровенно. Не смог бы обойтись, потому и занимался этой ерундой, вместо того, чтобы всласть оторваться где-нибудь в другой, гостеприимной и радостной постели. Даже Татьяну терпеть для этого было бы необязательно, и без нее желающих нашлось бы немало… Но вот же, вместо нормального и здорового времяпровождения, Игорь занимался какой-то хреновой терапией. Правда, не очень было ясно, кто здесь пациент, а кто — доктор.

Женю, видимо, добил последний аргумент. Она осторожно подвинулась ближе, по миллиметру, почти незримо перемещаясь по мягкой поверхности. Игорь заставил себя отвести глаза, уставиться в телевизор, сделать вид, что сосредоточен на переключении каналов и поиске интересного фильма. Иначе, не смог бы удержаться — взял бы сам и подтащил девушку к себе, своими руками. Но очень хорошо понимал, что этим бы и выкопал яму дальнейшему развитию событий. Во всяком случае, нужного эффекта не добился бы точно.

Наконец, через множество томительных минут ожидания, показавшихся долгими часами, почувствовал, что к его ноге прижалось мягкое женское тело. Пусть замотанное в толстый плед, а под ним — в целомудренную пижаму, даже сквозь несколько слоев ткани ее тепло обжигало. Много сил потребовалось на то, чтобы никак не отреагировать, сделать вид, что совсем ничего не заметил.

Краем глаза напряженно следил за тем, как Женя сидит неподвижно, нахохленная и испуганная, как сжимаются зубы, как подрагивают тонкие ноздри, как нервно сглатывает, так, что ходит ходуном тонкая шея. Чувствовал себя в это время очень странно: одновременно закоренелым садистом, наслаждающимся испугом жертвы, и внимательным дрессировщиком, радостно следящим за первыми успехами подопечного жеребенка. И еще немного — идиотом. Потому, что нормальные люди отправляют близких за помощью к психиатрам и психологам, а сами такой ерундой не занимаются.

Отвлекал Женю обсуждением фильмов, которые мелькали на экране, втягивал в разговор, чтобы меньше думала о происходящем с нею, перестала напрягаться.

С трудом, затаенно, в несколько заходов выдохнул, когда заметил, как спина и плечи девушки расслабились, как сама она сникла, и сначала осторожно, а потом все более уверенно прижималась к его боку. Кажется, и сам сглотнул, не менее тяжело, чем сама Женя до этого. Только тогда понял, какой сухой ком стоял все это время в горле.

Заметил, что меньше всего она обращает внимание на происходящее, когда спорит. Слишком увлекается разговором, чтобы замечать, как теперь уже Игорь к ней придвигается, все более и более плотно. Довольно усмехнувшись, Суворов отдал ей пульт в руки, позволил самой найти фильм, который интересовал. Кто бы сомневался, что это будет какая-то мутная психологическая ерунда. К счастью, эта муть, размазанная авторами на долгие скучные эпизоды, давала огромный простор для стёба. Такой огромный, что у Жени глаза сверкали, когда она возмущенно возражала. Подпрыгивала, ерзала, руками размахивала… Доставляя невыразимое удовольствие Суворову тем, что про близость к мужчине давно забыла и нисколько ее не стеснялась.