считались местом настолько нехорошим, что даже бревна на строительство города или дома в некоторых уездах старались везти в объезд. А что уж говорить про древние трясины и топи исподних миров. И все же следовало отсюда как-то выбираться, и желательно поскорее.

Барахтанье в молочной реке и пляски с Лихом Михаила измочалили и измотали, и на магию уже почти не оставалось сил. Рюкзак оттягивал плечи, а до тела в мокрой насквозь, провонявшей молочным киселем одежде мигом добралась промозглая болотная сырость, распуская щупальца озноба и заставляя недолеченные раны ныть, а зубы противно клацать. Согреться движением не получалось. Приходилось долго выбирать и примериваться, прежде чем сделать следующий шаг. И так уже несколько кочек рассыпались под ногами трухой, едва не лишив обуви, а гостеприимная зеленая полянка при ближайшем рассмотрении обернулась слепой еланью.

Добравшись до одного из островков, Михаил решил все-таки срезать какую-никакую слегу и сделать передышку. Не в последнюю очередь для того, чтобы переодеться. Он уже десять раз пожалел, что на переправе снял куму. И о чем только думал? Не захотел пачкать в молоке капризную замшу, побоялся, что двухпудовые обереги утянут на дно. А между тем виновником вынужденного купания в реке, похоже, стал именно утяжеленный рюкзак. Да и от морока лиха куму наверняка бы уберег.

И все же надевать подаренный Дарханом, изукрашенный любящими руками Веры шаманский плащ поверх замызганной рубахи и изгвазданных в болотной грязи штанов не хотелось. Михаил хотел было взяться за дудочку, собираясь, пока нет возможности полноценно переодеться, испачканную мокрую одежду хотя бы немного подсушить. Но в этот миг из стелившегося по земле тумана вдруг вынырнули отнюдь не призрачные костлявые и непропорционально длинные покрытые зеленовато-рыжей шерстью руки с цепкими крючковатыми пальцами, соединенными перепонками.

Поскольку длани, хозяина которых Михаил пока не видел, шарили возле его рюкзака, он поспешно поднял поклажу, намереваясь водрузить обратно на плечи, а затем вытащить дудочку или нож и хорошенько проучить неведомого охотника за чужим добром. Потом, однако, заметив, что руки продолжают слепо шарить по островку почти у его ног, сметая клюкву и разгребая сухую траву, замер, нащупав спиной ствол намеченной на слегу кривоватой, но прочной на вид березы.

— Да где же ты есть? — послышался из тумана скрипучий раздосадованный голос. — Я же тебя, охальника, чую. Шум какой на болоте поднял, Лихо бедное, почитай, до смерти убил. Где ж ты теперь прячешься?

Из трясины на Михаила наползало невообразимо толстое, пузатое, будто аквариум проглотившее, невозможно грязное существо с почти человеческим туловищем и волосатыми перепончатыми лапами или ластами вместо ног. На круглой голове с ушами, напоминающими плавники, не нашлось места для глаз, однако рот с гнилыми зумами, между которыми застряла все та же болотная трава, мог шириной поспорить с футбольными воротами. Да и поросший бородавками, точно жабья спина, приплюснутый нос с жадно раздувающимися ноздрями работал усерднее, чем любой конвектор, только втягивал воздух внутрь.

Похоже, спросить за вторжение в свои угодья у Михаила решил сам Болотник, которого в разных губерниях называли еще Оржавником, Багником или Вировником и относили к существам неизменно темным и людям враждебным. И дудочкой его не взять, поскольку эта тварь, в отличие от своего дальнего родича Водяного, музыки не любит и к чарам почти не восприимчива. Ее даже молния не берет. Поэтому лучший выход, пока есть возможность, оставаться невидимым. Духов, если что, на подмогу всегда можно успеть призвать. Главное, держать ухо востро и следить за перебирающими каждый сантиметр земли на островке загребущими руками.

Страха Михаил не чувствовал, и выдержка его подводила. За то время, пока Болотник занимался своими изысканиями, он менял местоположение трижды, переставляя ноги буквально в нескольких сантиметрах от перепончатых пальцев и чувствуя даже веселый азарт, как при игре с Левушкой в жмурки. Тем более что неповоротливый толстяк не спешил приближаться, пытаясь достать добычу руками. Чему тут удивляться: в некоторых областях верили, что тот же Багник, обитатель торфяников, и на поверхности-то вовсе не показывается, только шарит своими длиннющими руками и за ноги хватает, пытаясь утянуть на дно. Да с таким пузом, пожалуй, попробуй прояви прыть.

В какой-то момент Михаил настолько обнаглел, что достал из рюкзака свой шаманский плащ-куму и надел его, исхитрившись, чтобы бесчисленные привески-амулеты не издали ни единого звука. Едва он успешно справился с задачей, Болотник еще раз обиженно повел носом:

— Да где же он? Где? Почему я больше ничего не чую? — запричитал он, отползая в туман и обнюхивая кочки, по которым проходил путь Михаила. — Вот ведь задал шурин Водяной мне, слепому, задачу. Отыскать прошедшего посвящение колдуна, дескать, вот он-то и сумеет у моей жены роды принять! Вот сам бы и разыскивал! Можно подумать, не его сестра там у меня в хате схватками уже третьи сутки мается, разродиться не может. Сорок сороков девок бесталанных мне родила, а на парне ее, видите ли, заклинило!

Болотник пошевелил ушами, прислушиваясь, но Михаил стоял посреди острова, будто теперь играл в «замри-отомри», с той разницей, что относительно удобную позу он мог выбирать сам. Другое дело, что, хотя он в своем человеческом обличье не обладал способностью менять положение ушных раковин, воркотню хозяина топей слушал с неослабевающим вниманием.

Нежити, особенно болотной, верить нельзя ни на грош, но этот пузырь раздутый упоминал Водяного. А что если у него и вправду жена рожает, и требуется помощь? За такую услугу Болотник мог и наградить. Михаилу никаких особых даров не требовалось, но, может быть, этот хозяин топей что-то знает про иглу? В крайнем случае, хоть из болота выведет. Михаил промок и устал, и всем сердцем желал бы попасть сейчас куда-нибудь, где сухо и есть, из чего развести костер.

— Ты кого-то потерял, почтенный? — нарушил он молчание, обнаруживая себя.

— Ух ты! А пришелец и в самом деле здесь! — обрадовался Болотник. — Не соврал Водяной, оказал услугу родич!

— Какая у тебя беда, что помощь колдуна потребовалась? — спросил Михаил, внимательно продолжая следить за действиями чудища.

— Да женка моя, русалка бродница, сыном разродиться не может! — пожаловался Болотник. — Все средства уже перепробовали. Вот брат ее, мой шурин, надоумил, что знающего человека надо бы покликать.

До этого дня Михаил только в ранней юности принимал роды у кошки. Да и то его помощь сводилась в основном к тому, чтобы успокоить любимицу и вытащить послед, со всем остальным как-то справлялись звериные инстинкты. Но он не сомневался, что у нежити все может быть даже проще. Особенно, если применить в деле магию.

Сопровождаемый