— Ты где, ведун? — выскочили из юрты храмовые воины. — Кто нападает, откуда?

— Кто же их разберет в темноте?! — возмущенно рявкнул Середин. — Не наши! А наших бьют!!!

С этим извечным кличем он ринулся вперед, на мысок, где и шевелилось наибольшее число чужаков, заработал в привычном ритме: выпад щитом, чтобы поломать окантовкой кости, взмах сабли. Выпад — взмах. Выпад — взмах. Противники оказались не самыми опасными. С виду — почти люди, причем безоружные. И лишь когда после удачного удара в живот нежити из нее выплеснулось с полведра крови, ведун понял: болотники! Обычно они, конечно, только силы из человека вытягивают. Но до кровопийства от этого — один шаг. А повадки — те же самые.

Как и следовало ожидать, встретив отпор, болотники уползли обратно в реку, но дело было уже сделано: среди почти ста человек, что устроились на мысу, в живых не осталось ни одного. На них, сонных, напали сразу с двух сторон. Убаюкали караульного, сон наслали, да и подкрались, без труда отрезав пути отхода. В темноте, спросонья — разве такую тихую опасность заметишь? Разве разберешься, что к чему, что делать и куда бежать? Да, скорее, большинство и вовсе не проснулись, незаметно перенесясь из мира сновидений в счастливые земли Ледяной богини.

— Линии защитные надобно вокруг лагерей рисовать, — мрачно подвел итог Середин, отойдя на залитый кровью мыс. — Целое войско колдунов, а так глупо попались! Теперь попятно, отчего перед Калиновым мостом кости в четыре слоя лежат?

Мудрый Ногилюд вместо обычной душегрейки, которую носил постоянно, несмотря на жару, облачился в длинный черный стеганый халат с пришитыми на спине и груди самоцветами. Поблескивающие драгоценные камни грубой огранки складывались в причудливые созвездия, из которых Олег опознал только одно — Большую Медведицу. Свою длинную седую бороду волхв любовно расчесал, волосы вымыл со щелоком и распустил по плечам, на голову поверх тафьи наценил странного вида бархатный колпак с крупным изумрудом наверху. Заклинания он читал на незнакомом языке. Скорее всего — на мертвом. Иначе Середин, скорее всего, должен был его понимать — таково уж свойство заклинания, что забросило его в этот мир. Раз без труда общается с местными жителями во всех концах обширных русских земель от Оби до Лабы,[7]то и иные языки понимать должен. Не может же старославянский везде одинаковым быть, должны иметься местные диалекты! Но до сего дня никаких проблем ни с русскими, ни с зырянами, ни со степняками не случалось.

— Айн-на хое нартак хентимеях, сет, сет, нуншап-па ха!

Волхв начал разбрасывать некий магический порошок по сторонам от валуна, потом поднял небольшой бурдючок, начал лить из него воду себе на нос, одновременно бормоча новые заклинания, пробулькивающие сквозь непрерывный поток. Левой рукой чародей ловил стекающие по бороде струйки и стряхивал на камень. Там, куда падали капли, гранит начинал шипеть и дымиться.

— Тха, тха, легострани моух! Тха, тха, легострани квин! Тха, тха, легострани ахун!

Маг тщательно заткнул бурдюк, потрогал ладонью камень, удовлетворенно кивнул:

— Греется. Стало быть, очищение сего места от чар черных, белых, от глаза дурного, слова недоброго свершено. Нет ныне на камне сем никаких заклятий. Не способен он более людям смертным вреда учинить.

— Ну, и?.. — приподняв брови, поинтересовался боярин Лебедян. Совсем еще молодой воин, лет двадцати всего. Волхв Ногилюд пришел в Рязань именно с его отрядом из богатого поместья у деревни Волот, что стоит неподалеку от Новгорода. Однако, видать, никак не хватало пареньку на насущные нужны оставленного предками наследства. Еще злато понадобилось.

— Идти ныне через преграду сию можно безбоязненно, — уточнил чародей.

— Так… — приглашающе указал на валун боярин.

— Можно, можно, — еще раз утвердительно кивнул Ногилюд.

— Уж не обессудь неучей, отче, — прямым текстом высказался Лебедян. — Укажи дорогу правильную.

— Ох, неверие, неверие в молодежи нынешней множится, — укоризненно покачал головой маг и полез на камень. Наверху отмахнулся от чего-то невидимого прочим людям, шагнул на камень, сделал несколько шагов, почему-то почти не сдвинувшись с места. Остановился, повернулся назад, торжествующе вскинул подбородок:

— Ну, что я сказывал?! Нет более на сем мосту заклятия!

Однако еще через миг его лицо вдруг исказила гримаса ужаса, он развел руки, закачался, а потом с отчаянным воплем прыгнул вниз. Над водой полыхнуло облако пламени — и всё затихло. Столпившиеся у моста ратники начали понуро расходиться в стороны.

За последние семь дней это был уже пятый колдун, попытавшийся снять с реки Смородины древнее заклятье, но вместо богатства получивший огненный вихрь. И тризны не понадобилось. Еще немногим больше десятка дружинников сложили буйны головы, попытавшись древнего волхва черниговского перехитрить.

Двое понадеялись перескочить с валуна на валун на конях, благо расстояние на вид казалось небольшим. Сделали из жердей помост, чтобы коням проще подняться, разогнались во весь опор, и… зависли над рекой, словно застряли в воздухе. А затем один за другим рухнули вниз.

Еще четверо попытались переправиться на плоту. Связали его из принесенных из зарослей стволов, затем, кинув жребий, покатались по очереди по Смородине, отдаляясь всё дальше и дальше от берега. Наконец решили, что дело безопасно, загрузились все, оттолкнулись от берега и… «Дело выгорело» в прямом смысле этого выражения.

Еще двое попытались переправиться на веревке, сумев с помощью лука перебросить аркан на ветки липы, что росла на противоположном берегу. В тот момент, когда первый из охотников дополз по прочной волосяной веревке до середины, снизу ударил такой мощный столб пламени, что спалил не только самого смельчака, но и дерево на берегу, а также сильно обжег его товарища, и тот умер в мучениях еще до темноты.

Нечисть вылезала из реки и кустарника каждую ночь, сразу после сумерек. Однако защитные линии, что наносились колдунами вокруг своих стоянок, останавливали болотников и мавок лучше каменной стены. Беда случилась, когда как-то днем из-за Калинова моста вырвалось чудовище с зеленым шипастым телом и пятью головами на длинных змеиных шеях. Олег, к стыду своему, ввязался в схватку с чудищем наравне с простыми дружинниками, приняв монстра за виверну — тварь, у которой вместо каждой отрубленной головы вырастают две, пока не отрубишь одну «настоящую». Однако кто-то из храмовых воинов заметил, что дракон не тревожит разбросанные кости, и победил его простейшим заклинанием против чар: виверна оказалась обыкновенным мороком. Однако в схватке с ней по-настоящему погибли четыре человека. Ран на их телах не имелось — наверное, слишком сильно испугались или поверили в свою смерть.

— И чего там на этот раз? — увидев вернувшегося от реки ведуна, поинтересовался Явор, ловко разделывавший нутрию. Его стараниями в котле общего дома никогда не переводилось свежее мясо, а вокруг юрты сохло уже немало натянутых на каркасы из толстых прутьев, выскобленных звериных шкур.