— Непременно вмешаюсь. К сожалению, Феликс, все это так… Давайте-ка сменим тему, — предложил я. — Как там наш «диверсант»? Неужели притих?

— Не знаю, — вяло ответил механик. — Может, притих. Разбитых экранов много, и мне пока трудно ориентироваться. Экраном меньше, экраном больше — в теперешней обстановке не очень-то уследишь…

Мне подумалось, что капитан, по-видимому, прав. Этот бритоголовый увалень, будучи превосходным специалистом по вакуум-оборудованию корабля, как инженер-хозяйственник, напротив, оставлял желать лучшего. По крайней мере, в делах хозяйственного учета.

— Ладно, — сказал я, — допустим… По поводу чужака никаких новостей?

Бак неуверенно пожал плечами:

— Если говорить конкретно — нет. Однако мне кажется, чужак потревожил не только десантников.

— Да? А почему это вам кажется?

— Понимаете ли… Недавно мне выпало быть свидетелем одного занятного происшествия. — Бак оживился. — Происшествие, в общем-то, ерундовое, но с криминальным намеком… Принял я душ перед сном, где-то за полчаса до полуночи. Время позднее, тихо вокруг, в душевой я один. Переоделся в гардеробной, к выходу подошел и уж было дверь отодвинул, да вспомнил, что белье в утилизатор не сбросил. В коридор по инерции все-таки выглянул. Вижу, там, в самом конце коридора, человек из атриума вынырнул и быстренько так оттуда в моем направлении засеменил. «Куда это, — думаю, — он торопится?» Только подумал, а тут еще двое из атриума вынырнули. Человек оглянулся на них и шагу прибавил. Кухонный отсек миновал, отсек холодильников тоже… Те двое его окликают: «Эй, парень, погоди!» А тот от них чуть ли не бегом. Двое не отстают. Озадачило это меня. Я осторожно выставил глаз из дверного проема, наблюдаю. Судя по костюмам, все трое — парни из корабельной команды. Но кто такие, конкретно издали определить не могу. К тому же первый, торопыга этот, лицо рукой прикрывает. Вот так… — Бак показал как: прикрыл растопыренной пятерней нижнюю половину лица.

— Потом вижу: рука у него нормальной окраски, белая, а лицо и волосы голубовато-серые. Прямо оторопь меня взяла… Тех двоих я узнал наконец — ребята из группы энергетиков. А «серого» узнать не могу, хоть тресни!.. Энергетики «серого» нагоняют — недалеко уж от меня это было — и бесцеремонно так, грубо за руки его хватают. Тот разозлился, шипит на них: «Какого черта вам от меня надо?! Вы что, — говорит, — балбесы, не видите, как меня краской заляпало?! Не дадут человеку спокойно пройти в душевую!» Ну энергетики узнали его, стушевались. «Прости, — говорят, — друг Жора, не за того тебя приняли». Укоряют его: «Чего же ты, сякой-эдакий, не отзываешься, когда тебя окликают!..» Жора глазами похлопал, да как рассмеется. «Ой, — говорит, — не могу! А ведь вы, парни, меня именно за „того“ и приняли, не отпирайтесь! Ловлю, значит, затеяли? Ой, не могу!..» Энергетикам, конечно, обидно. «Заткнись, — отвечают ему. — В таком виде будешь ночью по коридорам шататься — нарвешься, это уж точно. Кто верит, кто нет, но, если слух пошел, ребята начеку, сам знаешь. Фонарь ненароком подвесят — иди потом доказывай, что ты не верблюд!..» Смеяться Жора сразу перестал: «Да, — говорит, — что верно, то верно. Вы, — говорит, — ребята, почаще в зоопарк забегайте на верблюдов смотреть — может, будет нам, двигателистам, безопаснее по коридорам ходить».

— Георгий Шульгин? — полюбопытствовал я. — Из группы двигателистов? Наш корабельный художник?

— Он самый, — подтвердил механик. — Ну так вот, заходит Жора в душевую, раздевается, одежду бросает в утилизатор. Посмотрел я на его заляпанное краской обличье и говорю: «Нервный тебе, видать, сегодня натурщик попался…» Он зырк на меня, но молчит. Я опять ему шпильку: «Художником быть нынче небезопасно, а?..» И тут с ним припадок веселого настроения приключился. Ростом невелик, а хохотать умеет будь здоров! Стоит передо мной голый, с испачканной физиономией и заливается во все горло, слезы вытирает. «Да, — говорит, — чувствовал я, что в искусстве ты разбираешься, но чтобы до такой степени превосходно!..» Головой в изнеможении покачивает. Разговорились. Оказалось, натурщики здесь ни при чем. Жора большое полотно для картины готовил, допоздна в изостудии задержался — фон какой-то накладывал. Распылитель красок чего-то испортился, и фон ему, Жоре, вместо картины прямо на физиономию лег… Он, бедняга, выглянул в дверь — вроде бы нет никого в коридоре. Лицо кое-как руками прикрыл — стеснительно все же перед людьми, если встретишь, — и бегом в душевую. Остальное я видел. Ну, конечно, спрашиваю его: «А что это на тебя энергетики навалились?» — «Да так, — говорит, — делать им нечего. Одну гипотезу им любопытно проверить…» — «Какую, — спрашиваю, — гипотезу?» — «Это их, — отвечает, — дело какую…» Ну я ему прямо: «А тебе это разве не любопытно, не трогает?» Он смеется: «Отчего же не трогает? Ты что, ослеп, радость моя бритоголовая, не видел, что ли, как они мне пытались руки за спину завернуть?» Подмигнул мне заляпанным глазом и пошел мыться… Такие вот дела, — подытожил Бак. — Выходит, все знают, но помалкивают.

«Н-да, — подумал я. — Десантники знают, администрация знает, энергетики, двигателисты… Знает практически весь экипаж — от художника до начальника рейда и капитана. Одни шепчутся за углами, другие — таких большинство — недоумевают молча. И ожидают, наверное: не скажет ли чего-нибудь дельного по этому поводу администрация… А что ей сказать? Для этого надо как минимум разобраться в существе вопроса. Попробуй тут разберись, если источники информации ненадежны, а сама информация настолько же необычна, насколько бездоказательна. А откуда черпать доказательства, если весь экипаж делает вид, будто ничего особенного не происходит?.. Да, круг логически замкнут. В конечном счете администрация права. Ведь в общем и целом полет протекает нормально. Так, глядишь, молча все до финиша и долетим, а там видно будет…»

— Видно будет, — повторил я вслух. — Ладно, Феликс, я вот что хотел бы спросить. Этот Жора… Вы не могли бы представить себе его в роли известного нам «диверсанта», с которым вам довелось выяснять отношения в кухонном отсеке?

Механик быстро взглянул на меня. Однако с ответом не торопился. Полез в карман, вынул свой чудовищно яркий носовой платок, промокнул бритое темя. В кабинете распространился явственный аромат «Антарктиды».

— Жора?.. — Бак отрицательно покачал головой. — Нет, это был не он. Куда ему! Ростом не вышел. Да и все остальное… В роли того «диверсанта» я мог бы представить теперь… — Механик странно потемнел лицом, добавил: — Ну, в общем, другого.

— Командира десантников Нортона, — подсказал я.

Лицо механика медленно изменилось.

— Да, — пробормотал он, уколов меня взглядом. — Теперь я мог бы поручиться головой, что это был Нортон.

— Откуда у вас такая уверенность?

— Видите ли… — Механик задумался. — Тогда в кухонном отсеке было очень темно, однако… Ну как бы это сказать?..

— Вы хотите сказать, что ваша моторная память запечатлела в себе целый ансамбль ощущений, которыми сопровождалась борьба с неизвестным?

— Да.

— С той поры вы пытались как бы «примерить» весь этот «ансамбль» к окружающим вас людям. Не ко всем, разумеется, а именно к тем, чья кандидатура казалась вам наиболее подходящей.