— Но мы-то с тобой их выпустили на волю. Правда?

— Да, Погода. Пусть они будут свободны, как улетающие в небо воздушные шарики. А мы будем наблюдать их издалека.

* * *

Вечером перебираю письма от Водопад, полученные в начале этого года. Перечитываю. Некоторые из них передают суть сегодняшних дней. Наших с ней дней.

«Вот живешь себе вроде бы неплохо, дни не бедны, есть семь пар туфель хороших, денег немного, и еда в холодильнике часто вкусная, редко полезная. Бывает, грустишь вечерами про себя, но утро на то и мудро, что смахивает ночные крошки со стола. Вокруг есть люди, они улыбаются тебе при встрече. Вы вроде почти друзья, а на деле просто товарищи. Они спрашивают: «Ну, как у тебя дела?» А ты, скрывая нарыв из переживаний, отвечаешь: «Все отлично». Потом вы идете куда-нибудь посидеть, заказываете салат «Цезарь» или что-нибудь посерьезнее и говорите о том, о чем вообще говорить не хочется. О работе, заботах, а еще обязательно о том, у кого проблемы, как и с каких пор. Последнее — важно. Это же адреналин, это же оптимизм в чистом виде.

Ты слушаешь о том, как ваш общая подруга тяжело переносит развод с некогда любимым мужем, и думаешь, как хорошо, что у меня нет мужа, и развода соответственно. Ты рассказываешь о том, что у другой общей подруги обнаружили рак матки, она вроде жить будет, но бездетно, она уже одна, потому что «мужикам-козлам больные бабы не нужны». И ты думаешь, как хорошо у тебя — нет мужика-козла, и с маткой вроде не все так плохо, вон мама четверых родила и все еще женщина, наследственность!

Вы прощаетесь, ты спешишь домой, не зная почему, садишься в такси (сегодня можно себе позволить!), и водитель непременно попадается до чертиков болтливый. Он рассказывает о тяжести своего креста, о том, что ночью работать, как по полю минному ходить, и вдруг где-то на второй серии болтовни таксиста ты понимаешь, что дома тебя никто не ждет. Хотя уже доехали: «Да, здесь заверните, еще раз направо, от арки налево, остановите у первого подъезда».

«Никто не ждет. Тебя никто там по-настоящему не ждет». Мысль капает в самый центр сознания, медленно пробивая дыру. Нет, дома, конечно, мама ждет, любимая мама. И брат. Он, конечно, засранец, но в душе добряк. Они, конечно, волнуются за тебя, хоть тебе и давно не двадцать. Они, конечно, отвоюют тебя у зимних непогод, но они никогда не восполнят твоих утраченных надежд и упущенных возможностей. Они ждут тебя, но ждут постольку, поскольку надо ждать. Ну, так полагается, понимаешь?! Семья есть семья.

А тебе хочется другого ожидания, человеческого. Не материнского и не братского. Чтобы войти в дом облитой дождем — и тебе тут же налили горячего чая в большую-пребольшую кружку. С лимоном. И сахара, да, три с половиной ложки. Чтобы сели напротив тебя и, не спрашивая «что стряслось-то?» или «почему такое кислое лицо?», сказали что-нибудь самое простое, но теплое: «Будем спагетти. Возражения не принимаются. Тебе со сливками или болоньезе?» Ты безвольно киваешь головой, потому что на большее сил нет, а внутри разливается счастье. Такое свое счастье, не похоже на счастье Эдуарда из бухгалтерии или Марии, подруги институтской поры.

Ты сама его создала, ты сама вложила в него необходимый смысл и извлекаешь из него то, что нужно только тебе. И каждый раз, прикасаясь к этому счастью, ты в сотый раз понимаешь, вот оно самое-пресамое главное в жизни. Тот самый смысл, который все ищут с азартом Шерлока Холмса. И то, что было «до» — эти игры в успешность, туфли в ползарплаты, сравнения в обертке чужих историй — все это фигня на фоне обычных спагетти, приготовленных любимыми руками».

19

— Может, это осень, может, наступающие критические дни, а может, страх потерять тебя... Погода, я не хочу, чтобы ты уезжал. Во всяком случае, сейчас. Меня мучает предчувствие, что ты там задержишься.

— Каких-то два дня. Завтра, точнее, уже сегодня утром уеду, послезавтра вечером вернусь. Вместе отпразднуем день рождения Фредика. А я привезу твой любимый миндальный торт и пару пучков тархуна. Он ведь нужен для начинки твоего кельтского пирога, да?

— Нужен. Шпината тоже возьми побольше, не забудь! Но только хватит переводить тему на пироги, Погода! Слушай, наплюй на эти бумажки — потом съездишь за ними, не горит же?

— Хочу сбросить с плеч все лишнее. Начинать жить заново надо без долгов и несдержанных обещаний. Чтобы в барабане ума не крутились незаконченные дела, а прошлое не пожирало само себя — пусть лучше спокойно идет рядом, не вертится под ногами. Оказывается, я научился принимать то, что когда-то отзывалось болью.

— Это к тебе вернулись силы, чтобы принимать и отпускать, а не противостоять. Наверное, это и есть высшая степень зрелости, которая не зависит от возраста.

— Жаль, что умение отпускать достается столькими шишками.

— А иначе неправильно было бы! Осознание должно подкрепляться опытом. Самую весомую его часть человек приобретает в отношениях с другим человеком.

— Не скажи... По-моему, мы, мужчины, проще относимся к отношениям. Для нас это как... данность жизни. Мы не можем одни, вот и все. А женщины, в отличие от нас, масштабно смотрят на все происходящее, у них уже готова стратегия на годы вперед.

— Еще какая! Мы более требовательны к себе. Женщина, находясь долгое время с одним мужчиной, постоянно борется с сомнениями. Мама говорила, что каждая женщина в период совместной жизни с мужчиной не раз задается вопросом: «И зачем я, дура, вышла за него замуж?» Жить вдвоем нелегко, особенно когда улетучилось очарование первой влюбленности. Но если удается преодолеть такие сложные периоды, то награда удивительной родственной близости все компенсирует.

— Водопад, после таких мудрых бесед с тобой, мне кажется, нам лучше перемотать все назад и снова стать друзьями...

— Не дождешься, пупсик! Мы состаримся вместе, умрем в один день в теплой постели... А если серьезно, нужно знать оборотную сторону любой ситуации, но важнее всего ее неповторимость. Иметь рядом такого, пусть и не похожего на тебя, но родного человека — большое счастье. Оно дороже любых других радостей жизни. Все проблемы, почти все, решаемы, а что касается свободы... то любому человеку рано или поздно надоедает время «чегохочуделания». Жизнь ради потакания своим прихотям пуста.

— Поэтому я буду потакать еще и твоим прихотям! Я выбираю тебя.

— Милый, я люблю тебя. Не задерживайся там, хорошо?

— Эйнштейн запретил превосходить скорость света, но ради тебя я постараюсь.

* * *

Клюква скучает, ревнует, перебирает сушеную бруснику. Ей надоели мои телефонные звонки, она ждет моего приезда и времени, когда вокруг будет много теплого ветра, не менее теплых мыслей, а внутри только просоленное, как море, небо. Рядом с ней я снова становлюсь наивным мальчишкой, любителем игр и сказочных историй. С Клюквой не думаешь о том, что ежедневник пухнет от невыполненных дел на день и что после возвращения в мир новости безжалостно обстреляют тебя сообщениями на мобильный.