и построил там множество больших зданий. Однако впоследствии нашел более удобным Самарканд, как выгоднее расположенный среди его обширного царства. От Тамерланова дворца «Ак-серая», считавшегося одним из чудес света, осталась только башня и два огромных столба, поддерживавших высокий стрельчатый свод входного портика. Стены еще доселе блестят обшивкой из белого и голубого фарфора, украшенного арабесками, испещренными надписями. Сохранилось сказание, что с этой самой башни бросились разом 40 придворных, чтобы подхватить бумагу, которую ветер вырвал из рук их повелителя.

Население Шахрисябзя, главным образом из узбеков, прославилось своей храбростью, стойкостью, а женский пол – красотой. Река Кашка, орошающая их сады, служила жителям лучшей защитой: подвижные плотины позволяли в любое время наводнить на далекое пространство всю местность, окружающую города и крепость. Бухарцам, несмотря на многократные попытки, ни разу не удалось побывать в городских стенах. Между прочим, долина Кашки в изобилии производит разного рода хлеб, табак, хлопок, пеньку, фрукты, овощи; пласты каменной соли идут отсюда в Самарканд, где другой соли не знают.

12 августа отряд Абрамова приблизился к крепости. За 350 сажень с высоты кургана Алимбек Абрамов внимательно рассмотрел крепость и указал места для пробивания брешей. Неприятель сейчас же открыл огонь, чем сразу обнаружил свою защиту и дал возможность сосчитать его орудия. В то же время выскочила из садов толпа конницы, но ракетные станки быстро ее разогнали. Наступила теплая ночь. Штурмовые колонны, соблюдая тишину, приблизились к крепости, правая под начальством Михайловского из 3 рот, 5 орудий, 3 ракетных станков, приступила к постройке брешь-батареи за 220 сажень от крепости. Левая колонна Соковнина такого же состава – за 80 сажень. Лестницы, туры, фашины – все принесли с собой. К кургану Алимбек был назначен небольшой резерв, под начальством есаула Принца; за 2½ версты, в садах Урус-Кишлака, было оставлено для охраны обоза и парка (повозки со снарядами) 2 роты и 20 казаков под начальством поручика Гомзина.

На рассвете обе батареи открыли огонь, неприятельская стена также загорелась живым огнем, 80 орудий сколь-то фальконетов били прямо на батарею Соковнина. Этот ветеран кавказских войн, уже носивший в груди смертельную рану, получил еще 2 тяжелые раны, от которых вскоре скончался. На этой же батарее был ранен и сам Абрамов пулей в живот[13].

К вечеру правая брешь была почти готова, и Абрамов, дорожа каждым часом, решился штурмовать одной правой колонной, не ожидая пока будет сделан другой обвал, левая же колонна должна была занять стену уже тогда, когда Михайловский проникнет в город. В 3½ утра левая брешь-батарея загремела, а в это время роты Михайловского, с шанцевым инструментом и ракетными станками, незамеченными подошли к самой стене. Неприятель открыл пальбу, когда наши переходили последний рукав речки Кашки. Под градом пуль солдаты поставили лестницы и полезли наверх: как только блеснули на стене штыки, шахрисябзцы побежали. Абрамов сейчас же дослал казаков разломать ворота «Раватак», что было исполнено за 10 минут. Через четверть часа и левая колонна показалась на стене, не встретив здесь большого сопротивления. Теперь обе колонны, соединившись, пошли вместе по направлению к китабской стене. В узких улицах между садами растерянные шахрисябзцы метались, как угорелые и впотьмах натыкались на наши войска, так что кончалась одна схватка, начиналась другая – все холодным оружием. Дойдя до просторной площади на перекрестке улиц, отряд остановился в ожидании рассвета, горевшие кругом склады клевера освещали незнакомую местность. Несколько дальше, у ворот Китаба, наши были встречены оружейным огнем; после нескольких залпов картечью и гранатами стрелковая рота 3-го батальона смело бросилась на стену левее ворот и открыла их. Войдя в город, отряд беспрепятственно дошел до брошенной цитадели, не сделав ни одного выстрела. В 8 часов утра доселе неприступная твердыня была в наших руках. Утомленные войска не могли в тот же день занять другой город, Шарь, откуда вскоре явилась депутация с изъявлением покорности. По показаниям пленных, защитников было 8 тысяч, но беки могли выставить 13 тысяч, если бы знали заранее о движении Абрамова. В таких именно силах они всегда отбивались от полчищ Бухарского эмира. На другой день Абрамов посетил город Шарь, жители встретили его за 3 версты. Абрамов объявил им, что Шахрисябз будет передан их законному государю, Бухарскому эмиру, и пусть они, возвратившись домой, спокойно ожидают назначения новых беков. Действительно, на другой же день явились новые беки с 1½ тысяч всадников, которые и были водворены в новом владении. Беки Джура-бий и Баба-бий успели убежать в Кокан, но там были схвачены и выданы русским властям.

Усмирение Шахрисябзя, не признававшего ничьей власти, еще раз показало несокрушимую силу русского оружия, а немедленное его возвращение Бухарскому эмиру – нежелание нашего миролюбивого монарха расширять без надобности свои и без того обширные владения.

Рядом с умиротворением шло обстоятельное изучение нового края. Русские войска, под начальством того же Абрамова, исходили ледники Зарявшана; они то поднимались в горы, то спускались в глубокие ущелья, где никогда не ступала нога сарбаза. Горные воинственные племена смирились, признали власть эмира, а русские ученые воспользовались этими экспедициями, чтобы исследовать неведомый и богатый край. Воин, купец и ученые – каждый внес свою лепту, чтобы на далекой окраине русской земли население, жившее прежде лишь грабежом и насилием, зажило теперь мирным трудом, благословляя наступление новых более счастливых времен.

Хивинский поход 1873 года

I

По счету это был третий поход в Хиву. Как во времена Перовского, так и теперь, Хива могла выставить для своей защиты до 40 тысяч войска, но она страшна была не этим, а страшна окружающими ее безводными пустынями, по которым проходили лишь караваны, да и то с опаской, потому что подвергались нападениям шаек, живших грабежом. С падением Бухары мы приблизились к Хивинскому оазису настолько, что уже можно было подумать свести старые счеты с этим коварным врагом. Наши громкие победы на берегах Сыр-Дарьи и Зарявшана, падение таких городов, как Ташкент и Самарканд, нисколько не образумили хивинцев. Они, помня наши прежние неудачи, ежегодно появлялись шайками среди подчиненных нам киргизов, вымогали подати именем хана, а в случае сопротивления, разоряли целые аулы. За два года до похода 1873 г., благодаря таким же шайкам, сообщение между Оренбургом и Ташкентом прекратилось вовсе: убивали проезжих, тащили русских людей в неволю, грабили караваны. Дерзость хана дошла до того, что он или вовсе не отвечал на письма туркестанского генерал-губернатора, или отвечал