— Повтори!

А я уже с трудом могла вспомнить, о чем говорила только что.

— Ты нравишься моим детям…

Я тоже шептала, потому что мне не хватало воздуха, потому что сердце стучало где-то в горле, потому что внезапно ослабли ноги, и только Пашины руки удерживали и не давали упасть.

— Ты издеваешься надо мной?

— Я люблю тебя.

Это было несправедливо. Я давно уже сам хотел сказать ей эти слова. И неправильно, чтобы женщина говорила их первой! Но слышать их… от Эммы слышать было странно. Я вроде бы и рад был, так рад, что не мог отпустить ее — прижал к себе, поймав уже у самой двери. Но в то же время подумалось, что я должен был рассказать ей обо всем раньше. Получается, просто не оставил выбора! Влюбил в себя, а теперь в кусты?

Как же быть? На что решиться? Позволить себе быть рядом с нею, рядом с детьми? Или сначала к врачу сходить? Вылечиться? Или, если не вылечиться, то хотя бы разобраться, что со мной не так? Обычно я легко находил выход из любой ситуации, но сейчас не получалось… И ее близость с ума сводила! Я с удивлением и даже недоверием прислушался к собственным ощущениям — ни на грамм не уменьшилась моя страсть! Безумно хотел… И вот так, спиной к своему телу прижимая, рисовал в уме совершенно неприличные картинки, которые здесь, возле подъезда можно было бы даже назвать развратными…

— Паша, — она развернулась, обняла за талию, положила голову на плечо. — Я не боюсь тебя. Ты никогда меня не ударишь! Не говори так больше! И мы вместе с тобой к врачу сходим, хочешь?

Ну не мог я, как бы ни хотел, как бы ни убеждал сам себя, не мог отказаться от её нежности, от её близости, от нее… Не знал, что сказать. Стоял, прижав к себе удивительную женщину, сокровище, так неожиданно попавшее мне в руки. И когда открылась дверь подъезда, и высунулась чубатая голова Кира, я даже не подумал разорвать наши объятия — пусть видит, пусть знает, как обстоят дела!

— Ну идите уже домой! Сколько можно здесь стоять? Там дети без мамы спать отказываются ложиться!

Она дернулась, готовая бежать — укладывать, успокаивать — в своем репертуаре. Но я задержал.

— Кир, две минуты продержись!

— Окей, дядь Паш!

Остановил. Развернул ее к свету, чтобы видеть реакцию, и сказал:

— Эмма, хочу, чтобы ты знала. Я люблю тебя. И хочу, чтобы у нас все по-настоящему было. Но боюсь навредить, сделать больно… Я сам себя боюсь. Но я не играл с вами, не шутил. И согласен лечиться, к любым врачам пойти, если это будет нужно, если я буду нужен вам…

И она ответила, перевернув мой мир с ног на голову:

— Ты нужен мне. Нам нужен. Пойдем домой…

Я вовсе не ощущал, что идти в ее квартирку, значит для меня идти домой, но, наверное, истину говорят, что дом там, где люди, которых ты любишь. Поэтому шел, держа ее за руку, ловя ее смущенные, но и счастливые взгляды!

На лестничной площадке не выдержал — притянул к себе! Прижал, обхватив за талию, намереваясь получить пару поцелуев перед тем, как зайти в квартиру. И уже почти коснулся ее губ своими, когда на мой рот легла ее ладонь.

— Нет!

— Почему? Один поцелуй!

Она замялась, но все-таки сказала:

— Потому что я потом сосредоточиться долго не смогу. А мне детей укладывать.

— Я тебе помогу.

Она посмотрела с сомнением, но кивнула, соглашаясь:

— Хорошо, — я сразу же потянулся к ее губам, но ладошка снова легла на то же место, не позволяя. — В смысле, хорошо, что поможешь, но целоваться не будем — мы же на площадке, тут соседи увидеть могут!

Из-за двери из ее квартиры вдруг раздался детский крик, Эмма испуганно рванулась из моих рук, и я, конечно же, побежал следом.

… Да-а, я знал, что с детьми трудно, но что от них столько проблем даже не догадывался! В зале у окна была отодвинута штора, а внизу прямо на светлом паласе лежали два цветочных горшка. Ну как лежали? Частями… Рядом с ними — кучи земли, листья, кусочки розовых цветов… Эмма замерла на входе и медленно обводила взглядом место происшествия.

Полинка, на ходу начиная безутешно рыдать, уже неслась к ней. Андрюша застыл, стоя на стуле у окна — точно на месте преступления. Его личико скривилось и было ясно, что вот-вот польются слезы.

— Мам, что случилось? Я на минуту в ванну зашел! Только разделся — грохот! Ё-моё! Полька! — из-за наших спин показался Кирилл с мокрой головой и в одних трусах.

— Мама, я не винова-а-та! — девчонка уже уткнулась в колени Эммы и, как мне казалось, с наслаждением размазывала сопли и слезы о материну кофту. — Это… это Андрюшка!

Кирилл, громко усмехнувшись, снова скрылся в ванной. А я, сложив руки на груди, с интересом наблюдал за тем, как Эмма поступит в этой щекотливой ситуации. Ведь понятно же, что мальчика расстраивать не захочет — он и без этого стресса вчера в больнице с приступом был. С другой стороны, не ясно еще, кто виноват на самом деле. Ну и без наказания нельзя оставить — чтобы неповадно в другой раз было.

Хотя что там ждать от Эммы! Вон уже слезы на глазах! Я был абсолютно уверен, что ей не цветы жаль…

— Бедненькие, вы испугались, наверное! — подхватив Полинку, тут же обнявшую мать за шею, Эмма бросилась к Андрюше. Обняла и его. Прижала к себе прямо так, не сняв со стула. — Ничего, Андрюшенька, ничего страшного! Все уберем, все сложим на место! Ты только не расстраивайся!

Со стороны я очень хорошо рассмотрел и запомнил тот момент, когда мальчик, стоявший с опущенными вдоль тела руками, вдруг поднял их и обвил женскую талию, а потом по своей воле, не по чьему-то желанию, вжался личиком ей куда-то в область груди. И Эмма, конечно, почувствовала его отклик тоже — заворковала, успокаивая, лаская детей. Заулыбалась, поверх их макушек встретившись со мной глазами.

И я понимал её — разве есть что-то более важное в этом мире, чем здоровье и спокойствие детей? А цветы… цветы мы другие купим. Но сходив в кухню за веником и совком, я нарочно строгим голосом сказал:

— Ругать вас никто не будет, конечно! Ведь нечаянно же получилось? Но убирать будем вместе. Согласны?

И мне, наверное, послышалось… Возможно просто эхо полинкиного согласия таким вот образом отразилось от стен, но все-таки… и со стороны Андрюши донеслось тихое и несмелое, неожиданное и такое важное "да"!

В этот вечер все вокруг казалось другим. Не таким, как всегда. И разбитые цветочные горшки нисколько не расстроили, хоть я и любила своих зеленых питомцев. И пусть даже один из них — редкую азалию спасти, наверное, не удастся. Просто дети ждали меня, просто выглядывали в окошко, надеясь высмотреть во дворе… И что значат какие-то там цветы, если две милые мордашки прижимаются к моей груди и расстроенно сопят?