Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, это «Царство» символизирует измененное состояние сознания:
Иисус увидел грудных младенцев. Он сказал Своим ученикам: «Эти грудные младенцы подобны входящим в царство». Они сказали Ему: «Будучи младенцами, мы войдем в царство?» Сказал им Иисус: «Когда вы сделаете двоих одним и когда вы сделаете внутреннее подобным внешнему и внешнее подобным внутреннему, и верхнее подобным нижнему, и так, чтобы вы сделали мужа с женой одним единым… тогда вы войдете в царство».[569]
Конечно, «живой Иисус» Фомы отвергает наивную идею царства Бога как события, ожидаемого в истории, — понимание царства, которое синоптические Евангелия Нового Завета чаще всего приписывают Иисусу как Его учение. Согласно Матфею, Луке и Марку, Иисус провозгласил приход царства Бога, когда пленные обретут свободу, когда больные исцелятся, угнетенные будут освобождены, и гармония воцарится над всем миром. Марк говорит, что ученики надеялись на приход царства в катастрофическом событии при их жизни, поскольку Иисус сказал, что некоторые из них «не вкусят смерти, как уже увидят царство Бога, пришедшее в силе».[570] Перед арестом, говорит Марк, Иисус предупредил, что это «еще не конец»,[571] его следует ожидать в любое время. Все три Евангелия настаивают, что царство придет в ближайшем будущем (хотя также содержат множество отрывков, отмечающих, что оно уже здесь). У Луки Иисус ясно говорит, что «царство Бога внутри вас».[572] Некоторые христиане-гностики, расширяя этот способ истолкования, надеялись на освобождение человечества не благодаря событиям истории, а благодаря внутренней трансформации.
По этим же причинам христиане-гностики критиковали ортодоксальные представления об Иисусе, как внешнем и высшем по отношению к ученикам. Согласно Марку, ученики, узнав Иисуса, сочли его царем-мессией:
И пошел Иисус с учениками Своими в селения Кесарии Филипповой. Дорогою Он спрашивал учеников Своих: за кого почитают Меня люди? Они отвечали: за Иоанна Крестителя; другие же — за Илию; а иные — за одного из пророков. Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Петр сказал Ему в ответ: Ты Христос.[573]
Матфей добавляет, что Иисус за эти слова назвал Петра блаженным и тотчас объявил, что церковь будет основана на Петре и на признании Иисуса мессией.[574] Одно из самых ранних христианских исповеданий просто утверждает, что «Иисус это Господь!» Но Фома рассказывает историю иначе:
Иисус сказал Своим ученикам: «Уподобьте Меня, скажите Мне, кому Я подобен». Сказал Ему Симон Петр: «Ты подобен ангелу праведному». Сказал Ему Матфей: «Ты подобен человеку, философу мудрому». Сказал Ему Фома: «Учитель, мои уста совсем не могут вместить, чтобы сказать, Кому Ты подобен». Сказал Иисус: «Я не твой учитель, поскольку ты испил, ты напился из источника бурлящего, который Я измерил».[575]
Здесь Иисус не отвергает Своей роли мессии или учителя, по крайней мере, по отношению к Петру и Матфею. Но здесь они — и их ответы — представляют собой внешний уровень понимания. Фома, признавая, что не может приписать Иисусу определенную роль, выходит в этот момент признания за рамки отношений учителя и ученика. Он сам уподобляется «живому Иисусу», Который сказал: «Тот, кто будет пить из Моих уст, станет подобным Мне. Я Сам пребуду в нем, и тайное откроется ему».[576]
Гностические источники часто изображают Иисуса отвечающим на вопросы, принимающим на Себя роль учителя, носителя откровения и духовного наставника. Но и в этом гностическая модель близка к психотерапевтической. Обе признают необходимость руководства, но только как временную меру. Внешний авторитет принимают, чтобы научиться и перерасти его. Становясь взрослым, ученик больше не нуждается во внешних авторитетах. Тот, кто раньше был учеником, приходит к осознанию себя как «близнеца» Иисуса. И кто, в таком случае, учитель Иисус? Фома Атлет называет его просто «знанием истины».[577] Согласно Евангелию от Фомы, Иисус отказался подтвердить опыт, который Его ученики должны открыть для себя:
Ему сказали: «Скажи нам, кто Ты, чтобы мы поверили в Тебя». Он сказал им: «Вы испытываете лицо неба и земли и Того, Кто перед вами, вы не познали! И этот срок — вы не знаете, как испытать его».[578]
И когда, разочарованные, они спросили его: «Кто Ты, говорящий это нам?» — Иисус вместо ответа критикует их вопрос: «Из того, что Я говорю вам, вы не поняли, Кто Я?»[579] Мы уже отметили, что, по Фоме, когда ученики попросили Иисуса показать им, где Он был, чтобы и они смогли войти в это место, Он отказался, указывая им на них самих, чтобы они открыли возможности, скрытые внутри. Эта же тема присутствует в Беседе Спасителя. Когда Иисус беседует с тремя избранными учениками, Матфей прости Его показать «место жизни», которое, как он говорит, является «чистым светом». Иисус отвечает: «Каждый, кто познал себя самого, увидел его».[580] Здесь Он опять отклоняет вопрос, указывая ученику на его собственное самопознание. Когда ученики, ожидая, что Он откроет им тайны, спрашивают Иисуса: «Кто — спрашивающий и кто — открывающий?»[581] — Он отвечает, что тот, кто ищет истину — ученик — сам же и открывает ее. Поскольку Матфей настойчиво задает Ему вопросы, Иисус говорит, что Сам не знает ответов и «не слышал, кроме как от тебя».[582]
Ученик, который познает себя, может открыть то, чему даже Сам Иисус не может научить. Свидетельство Истины говорит, что гностик становится «учеником своего разума»,[583] открывая, что его собственный разум это «отец истины».[584] Он учится тому, что должен узнать, сам, в медитативном молчании. Следовательно, он считает себя равным любому, предпочитая свою независимость чьему бы то ни было авторитету: «и он терпелив к каждому, считает себя равным каждому и вновь отделяется от них».[585] Силуан также «руководителем» называет «твой разум». Тот, кто следует руководству собственного разума, не нуждается в чьих-либо советах:
Обрети множество друзей, но не советчиков… не обретай никакого человека как друга, если же обретешь, не доверяйся ему. Доверься только Богу, как Отцу и как Другу.[586]
Наконец, те гностики, которые понимали гнозис как субъективный, непосредственный опыт, были сосредоточены прежде всего на внутреннем значении событий. И в этом они опять расходились с ортодоксальной традицией, которая утверждала, что человеческая судьба зависит от