Все начальники в нашей стране ориентированы на те или иные властительные кланы. Если Решетов опирался на вылупившихся из экономических неразберих перестройки олигархов, то Сливкин всецело зависел от покровителей из мэрии, сумевших сконцентрировать в своих загребущих лапах такую власть и деньги, что мириться с их влиянием и прихотями приходилось даже президенту.

Москва питалась энергиями всей страны, обособляясь в государство при государстве. Здесь находились мозг и сердце России, сплетение всех периферийных интересов, регулятор их взаимодействий и конфликтов. Сподобься враг точным ядерным ударом уничтожить это сосредоточение клубка миллионов переплетенных нитей, страна превратилась бы в аморфную массу беспомощных территорий с тянущимися в никуда лохмами связующих тенет. Так что мэрия при всей своей наглой самостоятельности и кураже была скалой, о которой разбивались в клочья все валы федеральных возмущенных притязаний.

Секрет же непоколебимых позиций городских истуканов состоял в самой истории их появления у власти. Первый мэр – беспомощный и рыхлый, как студень в целлофане, выкинутый дурью революционных волн перестройки на пьедестал, книжник и теоретик, был сродни кляче, должной тянуть на себе железнодорожный состав. Причем под постоянным бандитским артобстрелом лихолетья девяностых. Ни хозяйственных знаний, ни твердого морального стержня, ни способности к анализу и новшествам, наконец, элементарного здоровья для пахоты сутками без роздыха у него не было. Зато развитым чувством самосохранения он, несомненно, обладал и, решив довольствоваться малым, подобно залетному мародеру, наткнувшемуся на случайную поживу, сгреб, что на поверхности блестело, и с мешком ломанулся в кусты за обочину пришедшей в упадок магистрали. А место его неторопливо и обстоятельно занял человек хладнокровный, мыслящий масштабно и на низкокалорийные навары не разменивавшийся. Подобрал себе соответствующую команду с талантом дальнего прицела, и город в считаные месяцы забурлил деловой активностью. А уже через пару лет хозяева столицы превратились в атлантов, чье удаление с постов грозило обрушением всего здания. И тот же президент, капризно бушуя в привычной нетрезвости, подвигавшей его на постоянные опалы, тронуть мэра боялся, как опасную мину, понимая, что не шестерня это, а вал, и выдерни его, застопорится с непоправимыми перекосами весь механизм. А по гарантиям и обязательствам мэра, превратившим серенькую нищую столицу в очередной Вавилон, не расплатится вся страна.

До колик, до раздутых ненавистью ноздрей раздражала богопомазаных федералов оплывающая золотым жирком команда московских бояр – дородных умелых хищников. Понимали они, что популярность мэра, взращенная на его хлопотах о социальной защите жителей, – дутая, как подушка безопасности, что допускаются чудовищные ошибки и промахи, завуалированные манной небесной сыпавшихся на столицу денег, но одергивали хозяина города с оглядкой, хотя порою и злобно. Однако заключение договора о том, что градоначальник не суется в президенты, продлило его неоспариваемую власть за непроглядные горизонты.

Впоследствии, если не случится кошмара ядерной войны или иной вселенской катастрофы, историки изучат многогранную деятельность московского наполеончика с семитскими корнями и подписанные им распоряжения и контракты. И пытливый ум родит шедевр авантюрного романа. А может, Войну и Мир. Только с представителями дворянства будет автору затруднительно. Дворянство у нас сплошь с быдловатыми чертами, а порой с откровенно свиными. А потому и с высокими думами героев о судьбах Отчизны вряд ли чего состоится. А вот с линией окрепших и осовременившихся масонов у власти – пожалуй. Материала – на выбор, как на воскресной барахолке.

Возвращаясь же к незатейливому приспособленцу Сливкину, стоит отметить, что, выбрав основным своим ориентиром в качестве красноугольной иконы образ городского главы, обрел он опору устойчивую и подручную, как поручень в вагоне метро. И главной его задачей отныне было эффективно услужить столичному правительственному бомонду, затмив в своих верноподданических услугах главу милиции города, сидевшего в одном из самых уютных карманов градоначальника.

Численность рати, находящейся под десницей атамана ГУВД, приближалась к армейскому корпусу, а влияние его на любые городские дела и делишки были существеннее, чем у министра.

Главное управление внутренних дел Москвы отличалось независимостью от министерства еще с давних коммунистических времен, поскольку как сейчас, так и во времена оные командир столичных милиционеров был прямо связан с политическим руководством страны, кому также прямо и независимо оказывал услуги и выказывал подчиненность, подразумевавшую высочайшую поддержку его персоны на тот случай, если чего…

Это было одним из самых стабильных мест на жердях милицейского курятника.

Должность же Сливкина как шефа конфликтной спецслужбы отмечала куда большая неустойчивость, и ему каждодневно приходилось размышлять о дальнейших передвижениях в неизвестность, подгадывая для себя следующий насест и подходящее ему оперение – в качестве либо мундира, либо умеренно модного цивильного пиджака.

Я, раздолбай по натуре, волею судеб приближенный к номенклатурным играм, неожиданно осознал, что тоже очутился в категории «положенцев», должных хотя бы внешне поддерживать игру в карьеру и статус, причем признаки пренебрежения этой игрой мгновенно отчуждали тебя как от среды начальников, так и подчиненных. Ты сразу же становился отщепенцем, выпадая из обоймы, и тебя безжалостно растаптывали и господа, и холопы.

Голос Сливкина по внутреннему телефону звучал взбудораженно и крикливо:

– Срочно ко мне, одевайся, выезжаем, ждут!

Вот незадача… Кто ждет? Куда ехать?

Но вопросы такого рода в милиции начальству не задают.

Я надел пальто и поднялся к шефу, на ходу отстраняя кидающихся ко мне со своими проблемами сотрудников:

– Занят, позже…

Я знал: половина проблем решится сама собой, оставшуюся из другой половины треть разгребут своими силами начальники отделов, далее в дело включится мой заместитель, а к вечеру останется лишь самое наболевшее и актуальное.

В кабинете, уже облачаясь в генеральскую шинель, Сливкин уныло журил какого-то майора из экономического департамента:

– Я понимаю и жизнь, и людей и лицемерием трясти тут не стану. Опер, вообще-то, должен выпивать… Обязан даже. Но не в таких же количествах, дружок… Все, чаша терпения твоего руководства с треском лопнула. Но налицо твои былые заслуги… Принимаю их во внимание. И коли ты знаток борьбы с зеленым змием, отправляю тебя для усовершенствования твоих навыков начальником вытрезвителя. С ГУВД я договорился, тебя берут…

– Но…

– Какие еще «но»! Кру-угом! Вот так! – Бросил рассеянный взгляд на меня, пояснил: – Работа с разложенными кадрами, как видишь… Опустившимися в бытовом пороке до критических величин.

Мы вышли во двор, уселись в «БМВ» с синим номерным знаком, буковкой на нем, обозначавшим нашу контору, и цифрами «001»; отъехали вбок чугунные ворота, застыл, отдавая честь, прапор из комендатуры, взревела сирена сопровождающей нас гаишной машины, вспыхнули рога красной и синей мигалок на крыше нашего «бумера», и понеслась гонка по встречной, под выбегающих перегородить движение постовых. Грозному движению нашей машины уступали дорогу все, даже черные кошки с пустыми ведрами.