— Дайте мне время, отец, мне нужно подумать, — взмолилась Хулиана.

В тот момент Томасу де Ромеу, как никогда, не хватало покойной супруги, которая смогла бы проявить в столь сложном деле присущие матерям мудрость и волю. Сам он смертельно устал от бесконечных промедлений и отговорок. Пришлось просить Рафаэля Монкаду о новой отсрочке, а тому ничего не оставалось, как только принять ее. Сеньор де Ромеу велел дочери хорошенько обдумать предложение молодого человека и предупредил, что, если она не даст ответа в течение двух недель, он даст согласие за нее, и точка. Впрочем, при этих словах у Томаса все же дрогнул голос. Долгая осада Монкады стала темой для сплетен и пересудов; завсегдатаи изысканных салонов и слуги на кухнях на все лады повторяли, что девица без роду и племени дерзнула отказать самому видному жениху Барселоны. Однако Томас де Ромеу так и продолжал бы тянуть время, несмотря на перспективу приобрести в лице Монкады опасного врага, если бы его планы не нарушило внезапное происшествие.

Наступила первая пятница месяца, и обе сеньориты де Ромеу в сопровождении Нурии, как всегда, отправились раздать нищим милостыню. В то время в городе обитали тысяча шестьсот попрошаек и тысячи обездоленных, количество которых никто не потрудился подсчитать. Вот уже пять лет, в определенный день и час, Хулиана под надежной защитой дуэньи посещала ночлежки. Чтобы не привлекать к себе внимания и не выставлять напоказ своего богатства, женщины обходили бедные кварталы пешком, с головы до ног закутанные в мантильи и темные плащи; Жорди ждал их в коляске на ближайшей площади и боролся со скукой, прихлебывая из фляжки. Обычно на благотворительность уходил весь вечер, поскольку госпожа и дуэнья не только оделяли нищих, но и навещали монахинь в богадельне. В том году их стала сопровождать Исабель, которая достигла пятнадцатилетия и вполне могла приносить пользу, вместо того чтобы терять время, шпионя за Диего, и, как говаривала Нурия, вести неравную борьбу с собственным отражением в зеркале. Благотворительницам приходилось идти по узеньким улочкам, на которые даж:е кошки не осмеливались высунуться, опасаясь пойти на ужин беднякам вместо крольчатины. В таких экспедициях Хулиана проявляла истинный героизм, а Исабель переносила их с большим трудом, и не только из отвращения к язвам и фурункулам, лохмотьям и костылям, беззубым ртам, провалившимся от сифилиса носам и всякому сброду, за которым ее сестра ухаживала со стойкостью настоящего миссионера, но и оттого, что считала подобную благотворительность обыкновенным фарсом. Что значили несколько дуро[26]из кошелька Хулианы против бесконечной нищеты, царящей вокруг. «Все-таки лучше, чем ничего», — неизменно отвечала на это сестра.

С начала похода прошло всего полчаса, и дамы успели только посетить сиротский приют, когда у них на пути появились трое молодчиков отвратительного вида. Бандиты надвинули шляпы на самые брови и закрыли лица платками. Их вожак был в плаще и капюшоне, несмотря на строжайший запрет появляться на улице в таком виде. Тянулся самый ленивый час сиесты, и на городских улицах почти не было прохожих. Проулок с обеих сторон окружали крепкие каменные стены церкви и монастыря, в которых не было ни одной двери, чтобы постучаться в поисках спасения. Перепуганная Нурия начала было вопить, но жестокая пощечина одного из бандитов сбила ее с ног и заставила замолчать. Хулиана попыталась спрятать под полами накидки кошелек с деньгами для раздачи нищим, а Исабель озиралась по сторонам, соображая, кого бы позвать на помощь. Один из негодяев вырвал из рук Хулианы кошелек, а другой протянул было руку, чтобы сорвать с девушки жемчужные серьги, но раздавшийся внезапно стук копыт заставил бандитов остановиться. Исабель что было сил закричала, и через несколько мгновений в проулке чудесным образом появился не кто иной, как Рафаэль Монкада. В большом и многолюдном городе такое совпадение было настоящим чудом. В один миг оценив ситуацию, Монкада проворно выхватил шпагу и атаковал грабителей. Двое негодяев попытались достать кривые ножи, но бравый вид и ловкие выпады противника поколебали их решимость. Монкада был прекрасен и грозен верхом на красавце скакуне, в блестящих черных сапогах с серебряными шпорами, белых гетрах, которые ладно обтягивали его ноги, и темно-зеленой бархатной куртке, отороченной каракулем; круглая рукоять его длинного стального клинка сверкала золотом. С высоты седла молодой человек легко мог бы расправиться с обоими противниками, но ему доставляло удовольствие играть с ними, как кошка с мышью. С жуткой усмешкой на губах и сверкающим клинком в руке он походил на центральную фигуру батального полотна. Захваченный схваткой конь поднялся на дыбы, яростно перебирая в воздухе передними ногами, и едва не сбросил седока, но тот удержался, пришпорив лошадь. Все это напоминало странный, дикий танец. Конь отчаянно ржал, стараясь уклониться от ножей, Монкада, одной рукой придерживая поводья, другой оборонялся от разбойников, а те пытались поразить противника издалека, не решаясь приблизиться к нему. Исабель продолжала кричать, Нурия присоединилась к ней, и вскоре в проулке стали собираться зеваки, однако тусклый блеск клинков заставлял их держаться на расстоянии. Какой-то мальчишка побежал за альгвасилами[27], но не было никакой надежды, что он вовремя вернется с подмогой. Исабель, воспользовавшись моментом, выхватила у разбойника украденный кошелек и потянула сестру и дуэнью за руки, чтобы убежать вместе с ними, но те не двигались с места. Схватка продолжалась всего несколько минут, которые показались зрителям бесконечно долгими, и, когда Рафаэль Монкада обезоружил одного молодчика, разбойники поняли, что надо уносить ноги. Монкада хотел было пуститься в погоню, но, увидев, в каком смятении находятся дамы, спешился и подошел к ним. На его бедре по белой ткани панталон разливалось алое пятно. Хулиана бросилась в объятия молодого кабальеро, дрожа, словно заяц.

— Вы ранены! — воскликнула она, заметив кровь.

— Всего лишь царапина, — ответил ее спаситель.

Пережитый страх подействовал на Хулиану слишком сильно. Взор девушки помутился, колени подогнулись, и она непременно упала бы, если бы ее не подхватили сильные руки Монкады. Исабель с нервным смешком заметила, что в такой момент как раз не хватало девичьего обморока. Монкада не обратил внимания на ее сарказм, крепче прижал к себе Хулиану и твердо, лишь слегка прихрамывая, направился к площади. Исабель и Нурия двинулись за своим защитником, ведя в поводу его коня, за ними следовала толпа зевак, каждый из которых считал своим долгом выразить храбрецу свое восхищение. При виде такой процессии Жорди соскочил с облучка и помог Монкаде уложить Хулиану в коляску. Любопытные проводили экипаж аплодисментами. На улицах Барселоны не часто совершались подвиги, достойные Дон Кихота; случай в проулке еще не один день давал пищу для пересудов. Спустя двадцать минут Жорди вкатил коляску во двор дома де Ромеу, Монкада ехал следом. Хулиана рыдала, Нурия пересчитывала оставшиеся после оплеухи зубы, а Исабель яростно сверкала глазами, прижимая к груди кошелек.

Томас де Ромеу был не из тех, кого легко поразить громкими титулами, ибо он знал, что происхождение не делает человека благородным, или размером состояния — он был бескорыстен, — однако отец растрогался до слез, узнав, что кабальеро, претерпевший столько мук из-за его дочери, рискуя жизнью, спас ее от страшной опасности. Хоть Томас и называл себя атеистом, в душе он согласился с Нурией, что само божественное провидение привело Рафаэля Монкаду на помощь его дочерям. Хозяин дома умолял героя дождаться, пока Жорди приведет врача, но Монкада не стал задерживаться. Его рана была неопасна. Стойкость, с которой молодой человек переносил боль, восхищала не меньше, чем храбрость в минуту опасности. Одна Исабель не спешила благодарить своего спасителя. Вместо того чтобы присоединиться к восторженному хору, она отпустила несколько весьма рискованных колкостей, которые глубоко возмутили остальных. Отец велел девушке отправляться в свою комнату и не показывать носа, пока она не извинится за грубость.