Уцелевший мужчина со съежившимся детородным органом, зажмурившись, прикорнул на полу за кроватью. У Злыдня мелькнула мысль, что, будь у него такой же маленький член, он бы тоже спрятался. Злыдень запер дверь в спальню, и тут же кто-то навалился на нее всем телом. Дверь чуть прогнулась, но выдержала.

Он подошел к Кейту Медина, который беспомощно поднял взгляд. Трудно понять, как пуля в плечо способна сломить такого крутого мужика.

Но реальная жизнь – это не кино. Огнестрельная рана – ужасное испытание и для души, и для тела.

Откинув полу Кейтовой куртки, Злыдень достал из внутреннего кармана увесистый бумажник. Деньги Папаши Чизмена плюс расходы самого Злыдня.

Почти лениво он накренил пушку в левой руке, пока дуло не уставилось в голову Кейта. Потом нажал на курок.

За дверью кричали: бульдожий лай многих рассерженных людей. Злыдень спокойно двинулся через комнату, переступая через мертвых и умирающих.

"Вечного вам блаженства, друзья мои".

У дальней двери Злыдень сорвал и бросил на пол колпак. "Ругеры" он заткнул назад за пояс, а после застегнул плащ. Он вышел из комнаты, миновал маленькую вонючую ванную и вновь оказался на площадке. На пути у него лежала и тихонько постанывала женщина: не то пьяная, не то в обмороке. Подхватив ее, как ребенка, на руки, Злыдень направился к лестнице.

На ступеньках сидели люди, оглушенные тем, чему стали свидетелями. В самом низу тип с безумными глазами размахивал обрезом, от чего все новые волны паники прокатывались по пятидесяти или около того оставшимся гостям.

– Никому не двигаться! Никто не выйдет из этого гребаного дома, пока я не скажу!

Мастерски разыгрывая потрясенного и убитого горем свидетеля, Злыдень, спотыкаясь, спустился к типу с обрезом, женщина у него на руках что-то бормотала.

– Почему? – со слезами на глазах вопросил Злыдень. – Почему?

– Вали отсюда! – раздраженно рявкнул громила, махнув прикладом куда-то в сторону.

Вот как все просто!

Не выпуская из рук раненую, Злыдень нетвердым шагом вышел на улицу.

Приободренные его примером, за ним потянулись в ночь остальные. С противоположной стороны улицы в дом целился из обреза еще один шестерка – парнишка лет семнадцати с расширенными от страха зрачками. Посреди мостовой лежал мертвый регбист.

– Почему? – вопросил Злыдень, обращаясь непосредственно к парнишке. – Почему?!

Вопрос был вполне логичным, но парнишка не знал ответа. Злыдень сложил к его ногам раненую – точь-в-точь подношение.

– Пожалуйста. Прошу вас. Отвезите ее в больницу. Парнишка кивнул – не слишком заинтересованно.

Он пристально всматривался куда-то за спину Злыдня, на окна здания, где разыгралась трагедия. Злыдень смешался с потоком перепуганных гостей и преспокойно ушел. А в доме мужик с безумными глазами все еще орал:

– Никому ни с места! Никто не выйдет из этого гребаного дома...

* * *

По дороге в город Злыдень не мог унять смеха. Он давно уже так не веселился. Только теперь он понял, как ему не хватало убийств, насколько они важны для его душевного и физического благополучия. Для этого он рожден. Дело обстояло как с землетрясениями, цунами и тиграми-людоедами: единственным назначением Злыдня было сокращать народонаселение.

Добравшись до стоянки за "Дивой", Злыдень свернул себе косяк, все еще улыбаясь при воспоминании о шестерке с безумным взглядом, который позволил ему уйти только потому, что он нес женщину. Несколько минут спустя Злыдень вышел из машины.

Когда он закрывал дверцу, в его щеку вдруг уткнулось что-то холодное, и голос над ухом произнес:

– Не шевелись, мать твою! Дешевый ты засранец!

Злыдень застыл как вкопанный.

– Давай назад в машину. Через другую дверь. И помедленнее, мать твою.

Изо рта говорившего несло табачным дымом и чесноком. Когда Злыдень открыл дверь со стороны пассажирского сиденья, говоривший велел ему медленно переползти за руль. Потом сел сам и захлопнул дверь. Теперь Злыдень увидел, кто это.

Это был Сайрус. Его левое запястье сковывал гипс, нос был залеплен пластырем.

– В чем дело? – спокойно спросил Злыдень.

– А в том, что ты корчишь крутого. Грязно дерешься. Ногой меня ударил, когда я был не готов. Отправил меня в гребаную больницу. Заводи мотор!

Злыдень нашел ключи, мотор заурчал.

– Ты хоть понимаешь, что тебя ждет ужасная смерть?

– Заткнись, придурок! – Сайрус с силой ткнул дулом в щеку Злыдня. – Это ты, мать твою, сегодня сдохнешь. Поезжай.

Мне снились рыцари любви,

Их боль, их бледность, вопль и хрип:

La Belle Dame sans Merci, —

Ты видел, ты погиб!

Джон Китс (1795-1821). «La Belle Dame sans Merci»

[16]Как и убийства в Престбери, солфордская бойня попала в сводки национальных новостей. Английское правительство давно обещало положить конец и особо тяжким преступлениям, и культу оружия, а потому история наделала шума. Отвечая на вопросы о точном числе убитых, представители полиции мялись, но было ясно, что главной мишенью были братья Медина.

Шеф не слишком удивился. Да, конечно, от них шел неплохой процент, потому он и давал им работу. Но, на его взгляд, братья так и остались нахальной шпаной без понятия о манерах. У братьев было полно врагов.

Но убийца был в белом колпаке. Он явился на людную вечеринку и убил несколько человек. Он стрелял из двух "ругер магнумов" с длинными стволами. А после исчез незамеченным.

По мнению Шефа, выглядело это тревожно знакомо. Потом раздался звонок Духа Тьмы.

* * *

Они встретились на кладбище при церкви Святой Марии Магдалины в Нитер-Олдерли. Стояла чертовски черная ночь, настолько холодная и дрянная, что Шеф едва не позвонил отменить встречу. Он понимал, что если сделает так, Дух втихомолку над ним посмеется, но и мокнуть не хотелось. В качестве компромисса он прихватил с собой зонтик.

Шеф сам сел за руль, не желая, чтобы остальные узнали, от кого в конечном итоге зависит безопасность его организации. Его люди упорно считали Духа безликим угрюмым великаном с вечной щетиной.

Топчась под квадратной башней церкви, Шеф наблюдал, как капли падают с веток и разбиваются о плиты дорожки. Прямо перед ним возвышался холмик свежей, заваленной цветами могилы. Дождь барабанил по покрывающему венки целлофану. Увидев ее, Шеф слегка удивился: он и не подозревал, что до сих пор еще хоронят в земле. Все трупы, которые он отправлял или провожал в мир иной, кремировали.