она оказалась легкой, как птичка, — он торопливо зашагал в сгущающихся сумерках туда, где в последний раз им попадался странный, но очаровательный домик.

Позже Ашвин не раз вспоминал, как обманулся в своих ожиданиях: отчего-то ему казалось, что близость волшебства непременно должна удивлять, волновать, дарить предчувствие чего-то потрясающего. Но чем больше он думал о лесном домишке, тем более обыденным тот ему казался, и каждый раз, как в памяти всплывали слова Эли — об опасности, о феях, о странности сегодняшних хождений по кругу — какой-то насмешливый внутренний голос принимался потешаться над этими нелепыми страхами. «Да неужто ты всерьез поверил сказкам бедной лесной девочки? Конечно, она мила и добра к тебе, но ведь очевидно, что бедняжка живет в плену суеверий и странных выдумок!» — и даже голосу этому Ашвин отчего-то не удивлялся, хотя никогда раньше не слышал его в своей голове. Точно так же его не удивило то, что дом оказался совсем рядом — за первым же поворотом, — а окна его приветливо светятся, хотя за весь день им так ни разу не удалось увидеть никого из здешних обитателей.

Завидев свет, Ашвин едва ли не рассмеялся от счастья — теперь-то он был уверен, что здесь ему помогут. Внутренний голос тем временем шептал, что нужно поторапливаться, ведь так будет лучше и для Эли, и для него самого. «Что может быть разумнее, чем попросить ночлега у добрых людей? — слышал Ашвин и мысленно соглашался с доводами своего нового невидимого советчика. — Столько дней бродить по лесу — право слово, довольно этих причуд! Поначалу тебе хотелось верить в волшебство и чудеса, оттого ты слушал свою чудаковатую подружку-дикарку, но сейчас-то ты видишь, насколько нелепо выглядели ваши прятки?.. Не существует никаких фей и волшебства, это все выдумки, ложь, обман!..»

…Ах, кто бы мог рассказать юному Ашвину, что волшебство не всегда прячется от людей в самые темные щели? Уж точно не строгая госпожа Клариза, мир ее праху! Куда чаще чары морочат головы смертным, внушая им уверенность, будто они настолько разумны, что все видят насквозь и уж точно не попадутся на чью-либо удочку. Как людей иной раз ловко стыдят и лишают в себе уверенности, обвиняя в ребячестве и сравнивая их поступки с детскими капризами, так и магия нередко взывает к скептицизму, к этому особому виду человеческой гордыни, чтобы назвать саму себя ерундой, не стоящей внимания — и остаться при этом невидимой для людского глаза. Человек подчас так боится показаться глупым или смешным, что готов закрыть глаза на подлинные чудеса и объяснить необъяснимое!..

Увы, в тот миг, как Ашвин согласился с тихим голосом, нашептывающим, что верить в существование магии нелепо, волшебство полностью подчинило его себе и привело к порогу домика увитого розами.

Едва только он попытался высвободить руку, чтобы постучать в дверь, как ему тут же открыли: славная крохотная старушка с румяными щеками держала в руках лампу и улыбалась так сердечно, что Ашвин тут же решил, что добрее женщины еще не видел.

— Добрый вечер, — смущенно произнес он. — Прошу прощения, что потревожил вас. Моя… подруга попала в беду. Кажется, она больна. Ей нужна помощь…

И добрая старушка, не удивившись ни его внешнему виду, ни словам, тут же радушно пригласила Ашвина в дом, заверив, что непременно поможет бедной больной девочке. «Вот как верно ты поступил! — похвалил его внутренний голос. — Тебе следовало прийти сюда гораздо раньше!..». Согласитесь, приятно, когда кто-то хвалит тебя за принятые решения — особенно, если ты вовсе не уверен в своих силах!.. И Ашвин, облегченно вздыхая, уложил Эли на мягкую софу, искренне радуясь тому, как хорошо все устроилось.

— И ты, мальчик, садись, — ласково сказала ему старушка, указывая на кресло. — Должно быть, ты устал и проголодался!..

— Ох, и вправду, — пробормотал Ашвин, чувствуя, как слабеют его ноги и повисают безвольно руки. — Но Эли…

— О, не беспокойся! Сейчас она придет в себя! — старушка хитро прищурилась. — Не хочешь ли яблок? Слаще ты еще не пробовал!..

И в самом деле на столике, рядом с креслом, стояла корзинка, доверху наполненная темно-красными яблоками, каждое из которых словно светилось изнутри — настолько сочными и спелыми они были. Ашвин был голоден, да и внутренний голос говорил: «Ты весь день мечтал о яблоке из здешнего сада, не так ли?..» — но все же он не хотел показаться невежей, жадно хватаясь за еду в незнакомом доме и оттого, сделав усилие над собой, отказался. Старуха самую малость удивилась, но, честно сказать, ей не слишком-то был интересен Ашвин — куда суетливее она хлопотала над бледной бесчувственной Эли.

— Ну же, упрямая девочка, — доносилось до Ашвина ее скрипучее бормотание. — Выпей воды и открой глаза! Ты должна услышать все то, что здесь будет сказано!.. Увидеть, то, что будет сделано!..

Посиневшие губы Эли шевельнулись и она сделала несколько глотков, а затем слабо вздохнула.

— Вот и славно! Вот и славно! — обрадовалась старушка, щуря маленькие лукавые глазки. — У нас впереди еще немало дел, дитя мое!..

Эли, приходя в себя, медленно приподнялась и обвела непонимающим взглядом крошечную гостиную. При виде корзины с алыми яблоками на лице ее появилось выражение ужаса — и голос, до той поры непрерывно нашептывающий похвалы Ашвину, смущенно захлебнулся и смолк.

— Ох нет! НЕТ! — вскрикнула Эли так надрывно, как будто в ней только что умерла последняя надежда на добрый исход. — Ашвин, что же ты наделал⁈ Я же говорила тебе, что нам нельзя приближаться к этому дому!

Тут-то Ашвину и довелось впервые узнать, каково это — чуять волшебство, больше не скрывающееся под шутовской маской: страх, тоска и осознание собственной ничтожности нахлынули на него, грозя ослепить и утопить в своих черных как ночь волнах. Теперь он понял, что все это время был ведом чужой волей, и решения, которые до недавних пор казались ему своими собственными, разумными и взвешенными, обернулись липким волшебным мороком.

— Слишком поздно, упрямое дитя, — тем временем говорила старушка, облик которой становился все менее ясным, как будто туман окутывал всю ее крохотную сгорбленную фигурку. — От судьбы не уйти, а твоя судьба — магия. Не стоило тебе ходить вокруг да около, мы уж заждались вас!..

И, словно дожидаясь этих ее слов, в гостиную вошла та самая женщина, что искала