– Роджер? Он…

– Нет, миссис Ффолкс. Он жив, если вы собирались спросить меня об этом. Не стану скрывать от вас, состояние его тяжелое, но он жив, и смерть ему не угрожает.

– Так что он будет снова здоров? – прошептала она.

– Да, миссис Ффолкс, он будет снова здоров, – сказал Трабшо и, наклоняясь к ней, впервые на чьей-либо памяти закурил свою трубку. Он глубоко затянулся и выдохнул дым с наслаждением, только усугубленным столь долгим воздержанием. – Вот почему я хочу, чтобы и вы сейчас совершенно оправились – ради него. Теперь вы будете ему нужнее, чем когда-либо раньше.

– Но я не понимаю, вы говорите, что его состояние плохо. Что с ним случилось? Что произошло там?

Тревога, запечатлевшаяся на лице Трабшо, несомненно, отражала внутренний диалог, который он вел с собой. Сказать ей или нет? Хватит ли у этой доброй, простодушной, богобоязненной женщины физической и душевной стойкости узнать причину состояния полковника? Или ее следует оберечь, скрыть от нее (но надолго ли?) тот факт, что желание какого-то еще не опознанного индивида навсегда избавиться от ее мужа толкнуло его (или ее) на совершение ужаснейшего из преступлений?

Он не стал откладывать.

– Да, миссис Ффолкс, с сожалением я также должен сообщить вам… но потому лишь, что предполагаю, у вас достанет сил выслушать это. Кто-то попытался убить полковника.

Мэри Ффолкс приподнялась и села прямо – с такой быстротой, что Синтия Уоттис, которая носовым платком утирала пылающий лоб своей подруги, лишь с трудом ее удержала.

– Что? Кто-то хотел убить Роджера? Ах, нет, нет, нет! Не может быть! Вы, должно быть, ошиблись!

– Боюсь, что нет. Это не был несчастный случай. В него стреляли.

– Боже мой!

– К счастью, напавший на него не был таким метким стрелком, каким воображал себя. Или расстояние оказалось слишком велико. А может быть, снежный сумрак над пустошами помешал ему точно прицелиться. В любом случае пуля прошла навылет сквозь плечо вашего супруга, и, слава Богу, никаких признаков серьезных повреждений нет.

– Но мы должны немедленно доставить его к врачу.

– Вы забыли, миссис Ффолкс. Среди нас есть врач. Доктор Ролф. Он осматривает вашего мужа, пока мы разговариваем, и, я уверен, он знает, что следует сделать.

Все это время доктор действительно осматривал по-прежнему бесчувственного Роджера Ффолкса, прижимал ухо к его сердцу, как прежде Трабшо, и одновременно щупал его пульс. А завершив осмотр, он прошел через комнату и остановился рядом со старшим инспектором.

– Ну? – сказал Трабшо.

– Ну, – ответил Ролф, – даже хотя ни один из жизненно важных органов не задет, его организм подвергся страшнейшему шоку. Для человека его возраста, вы понимаете… Но, Мэри, позвольте вас заверить, Роджер обладал… обладает конституцией быка, и… ну, вы знаете, я погубил мою жизнь из-за одной нелепой трагической ошибки, однако сейчас я могу обещать вам… я категорически вам обещаю, что он будет снова здоров.

– Благодарение Господу! Я благодарю вас, старший инспектор, и вас тоже, Дон, Фаррар, Эви, за то, что вы вернули его мне целым и невредимым. Ну, во всяком случае… – пусть на миг, но горе на ее лице смягчила одна из ее полувиноватых полуулыбок, собственно, единственных улыбок, которые она вообще себе позволяла, – …если и не таким уж невредимым, но все-таки целым. Я буду вам вечно благодарна.

– Ах, Мэри, – вскричала Синтия Уоттис, – как вы мужественны в столь тяжкую минуту! Но ведь вы всегда именно такая.

– Не обманывайте себя, Син, – ответила жена полковника. – Мужество мне никак не свойственно. Правду сказать, я сейчас проливаю ведра слез, хотя они вам и не видны. Давным-давно я научилась направлять эти слезы внутрь моих щек. Искусство, которым мы, женщины, обязательно должны владеть.

– Дорогая моя, – возразила Эвадна Маунт, – на мой взгляд, плач внутри себя – это и есть точное определение мужества.

Засим писательница повернулась к старшему инспектору и, подобно артисту, искусному в мгновенных переодеваниях, сразу изменила и тему, и тон.

– Послушайте, Трабшо, – прогремела она, – раз я тут не нужна, вы не станете возражать, если я заскочу к себе в комнату переодеться? Я насмерть простужусь, если не натяну на себя что-нибудь теплое.

– Да-да… идите переодевайтесь. Не торопитесь, – небрежно ответил старший инспектор, испытывая порядочное облегчение, что хотя бы на время избавится от давящего присутствия своей блистательной, но изматывающей соперницы.

– Скажите мне, Ролф, – спросил он затем, – что дальше делать с полковником? Рискнем ли мы уложить его в собственную постель? То есть до тех пор, пока погода не улучшится и его можно будет отвезти в больницу.

– Я, бесспорно, предпочту, чтобы он лежал в нормальной постели. Мэри, – обратился он к жене полковника, – полагаю, у вас в спальне топится камин?

– О да. Там теперь должно быть почти жарко.

– В таком случае предлагаю отнести его наверх, раздеть и уложить в постель. Когда я его подлатаю, то сделаю ему укол, который его успокоит. Сейчас ему необходимы полный покой и побольше глубокого сна.

Трабшо многозначительно посмотрел на доктора.

– Укол, вы сказали, Ролф?

– Совершенно верно.

– Укол точно чего?

– А! Маленькая доза морфия. Он всегда при мне. Абсолютно безвредная. Ровно столько, сколько требуется, чтобы…

Но прежде, чем Ролф произнес следующее слово, старший инспектор превратил его недоконченную фразу в недоконченный вопрос. Изменилась только интонация, но смысл стал совершенно иным.

– Ровно столько, сколько требуется, чтобы?… Ролф почти зримо ощерился:

– Ровно столько, чтобы обеспечить ему несколько часов сна, вот что я собирался сказать. Но послушайте, Трабшо, почему вы задаете мне эти вопросы? На что вы намекаете?

– Разве я на что-нибудь намекаю?

– Более чем, сказал бы я. Я сказал бы, вы намекаете, что я недостаточно компетентен, чтобы лечить Роджера.

– Вовсе нет. Я не менее всех остальных верю в вашу профессиональную компетентность.

– Тогда что стоит за ничем не обоснованным сомнением в моих методах и… и особенно в медикаментах, которые я намерен использовать?

Впервые с момента своего появления в Ффолкс-Мэноре ветеран Скотленд-Ярда, казалось, не нашелся сразу, как парировать этот выпад. Он попыхтел трубкой, прежде чем ответить.

– Ролф, – сказал он сдержанным тоном, – я здесь, как вам известно, нахожусь неофициально. По сути, я здесь потому, что вы все предпочли, чтобы я был здесь. Да вы же сами съездили за мной. Однако при всей неофициальности моего расследования я с самого начала поставил условие, что расследование будет проводиться – если будет – в строгом согласии с… ну, с теми методами, которые, мне нравится считать, использовались Скотленд-Ярдом с незапамятных времен.