— Я знала, что видела его раньше! Я вспомнила, что на костюмированном балу не играли русских танцев — тогда играли все, как обычно: вальсы и прочее. И я увидела, как мистер Мартин вальсирует с мадам Керенковой. Я вспомнила! Это он выглядит, как садовник, а танцует-то превосходно! — Она заметила, как Наташа обменялась с Пауэрскортом взглядом, и тут же все поняла: — Что, не танцует уже? Оттанцевал… Бедняга.

— Бабушка, вы прямо ведунья! Даже мурашки по коже… — с чувством произнесла Наташа. — А теперь расскажите нам, кто такая эта мадам Керенкова? Расскажите, бабушка-душечка! Пожалуйста!

— Расскажу, дитя мое, если ты велишь принести нам шампанского! — Успех оживил старушку, она даже разрумянилась. — А вы знали мистера Мартина, лорд Пауэрскорт?

— Увы, нет, — ответствовал тот. — Он был дипломатом. Я послан нашим правительством, чтобы разобраться в обстоятельствах его гибели.

— Не думаю, что мне хочется об этом знать, — сказала старая дама. — Только подумать, в какие дебри меня занесло, чтобы его вспомнить! Рылась в памяти, как старая колоша в чулане! А вот и шампанское!

Ливрейный лакей разлил по бокалам «дом периньон», и они выпили за здоровье Елизаветы Николаевны.

— Так что у нас с мадам Керенковой, grand-maman? — напомнила Наташа.

— Тамара Алексеевна Керенкова, в девичестве Букова. Я помню еще ее бабушку. Хорошая семья. Военные из рода в род, правда, бывали и редкие отклонения.

— А что случилось с господином Керенковым?

— Кажется, он морской офицер. Может, еще и служит. Видно, был в отлучке во время бала.

Пауэрскорт не преминул отметить про себя полное отсутствие неодобрения по поводу того, что замужняя женщина является на бал в отсутствие мужа.

— И вы, конечно, не знаете, где она живет, эта Керенкова, да, бабушка?

— Забеги ко мне завтра утром, дитя мое, я позвоню ее матушке Марии Васильевне, она мне все скажет.

Пауэрскорт вдруг вспомнил слова одного инспектора лондонской полиции, с которым ему когда-то довелось работать над делом о безымянном трупе. «Дайте мне имя, и я найду адрес, — говаривал тот. — Дайте мне адрес, и я найду знакомых покойника. Дайте мне знакомых, и я отыщу вам убийцу!»

Джонни Фитцджеральд решил сначала навести порядок у себя в кабинете, а потом уж приняться за поручения Пауэрскорта. Кабинет Джонни, его святилище… Это была просторная комната на верхнем этаже дома, двадцать восемь футов на двадцать четыре, с прекрасным видом на сады Южного Кенсингтона. Лишь немногие избранные имели туда доступ. В данный момент Джонни был на полпути к завершению своей третьей книги, «Пернатые запада Великобритании» о птицах Великобритании. Он проехал всю страну от Девона и Корнуолла на север через Сомерсет и Гламорган и дальше до Северного Уэльса, останавливаясь в дешевых гостиницах и неизменно любезничая с их хозяйками. Случайный посетитель, зашедший в кабинет Джонни, не мог бы ответить, что там у него на полу — ковер, половики или что-то еще. Пол был сплошь устлан листами рукописи, как водами, покрывшими землю в Великий потоп, а по углам комнаты бумажные наслоения даже вздымались, как гребни волн. По центру располагались рисованные изображения птиц, которых Джонни видел во время своих странствий: огромные хищные птицы в полете над вересковыми пустошами, хрупкие вьюрки и зяблики, обитающие в лесах и на холмах внутри страны, чайки, бакланы и поморники, патрулирующие скалы и береговую линию моря. Спроси кто-нибудь Джонни, кто из всех этих птиц ему симпатичнее, он ответил бы, что любит их всех, и любовью такой простой и чистой, что не представляет, найдется ли ей место в куда более сложном мире человеческих отношений. Как это ни странно, Джонни всегда точно знал, где находится любой лист его рукописи. Он знал местоположение каждого, как капитан судна, плывущего в открытом море, знает, в какой точке бьются волны о борт его корабля. И этим январским утром Джонни, глядя на пол, раздумывал, как бы ему свернуть свой лагерь. С печалью посмотрел на рисунки, особенно на морских птиц, отчетливо понимая, что будет скучать. А потом опустился на колени и, собирая листы по одному ему ведомой схеме — надо полагать, соответственно главам будущей книги, — сложил их в несколько пачек, каждую перехватил бечевкой и в строгом порядке поставил на соответствующую полку в книжном шкафу. Он не сомневался, что, если понадобится, сумеет восстановить только что исчезнувший хаос в его первозданном виде.

Джонни уже успел написать Уильяму Берку о просьбе Пауэрскорта выяснить финансовое положение Родерика Мартина. Уже успел выяснить все маршруты, ведущие в Санкт-Петербург, уточнив их у дворецкого Роузбери. Теперь он намеревался отправиться в местную библиотеку, где имелись подшивки ведущих газет, и хорошенько ознакомиться с состоянием российской политики. Не хотелось являться в Санкт-Петербург в полном неведении. И без того, думал он, придется лихо — ведь русские целыми днями разговаривают по-русски! Джонни был весьма невысокого мнения о русских с тех самых пор, как выяснилось, что они пользуются другим алфавитом. Мало того что незнакомый язык — это, вообще говоря, возмутительно само по себе, — но еще и незнакомые буквы! Прямо как у индусов, ворчал он про себя. Ознакомившись с прессой, он собирался пойти выпить чаю к леди Пауэрскорт. Джонни Фитцджеральд был крестным отцом одного из близнецов, Кристофера Пауэрскорта, которому скоро стукнет целых три года. К обязанностям крестного Джонни относился очень серьезно, особое значение придавая гонкам ползком через всю гостиную и катанию на спине вверх-вниз по лестнице и обратно.

Примерно в это же время Михаил Шапоров, Наташа Бобринская и лорд Фрэнсис Пауэрскорт собрались на срочное заседание, чтобы решить, как следует поступить с Тамарой Алексеевной Керенковой, партнершей Мартина по танцам на костюмированном балу. Графиня Елизавета Николаевна сообщила Наташе ее адрес. Что же теперь делать? Наташа была за то, чтобы действовать безо всякого промедления.

— Нужно ехать туда, и сразу, давайте все трое и поедем! Время дорого, нельзя терять ни минуты!

— Не думаю, что бедная женщина обрадуется, если мы без предупреждения обрушимся на нее все втроем, — покачал головой Михаил. — Займет оборону и ничего не расскажет.

— Что не расскажет? Правду? — рассердилась Наташа.

— Ну вот представь, — вздохнул молодой человек, стараясь выразиться как можно тактичней, — как бы ты сама себя почувствовала, если бы трое совершенно незнакомых людей явились к тебе в дом и принялись расспрашивать о твоих — может быть, интимных — отношениях с каким-то неведомым англичанином? Нам ведь придется задать ей весьма деликатные вопросы…

«К примеру, был ли он вашим любовником? — подумал Пауэрскорт. — И если да, то как долго? И если связь закончилась, не убили ли вы его? Или не убил ли его ваш муж? И кстати, где сейчас находится ваш супруг, госпожа Керенкова?»

— Лорд Пауэрскорт, — окликнул его Михаил, — не поделитесь с нами, что подсказывает на этот случай ваш опыт?

— Ну, — улыбнулся им Пауэрскорт, — прежде всего, мы не знаем, живет ли она теперь по этому адресу. И как бы нам всем ни хотелось увидеться с этой дамой, на мой взгляд, визит втроем — не самая лучшая идея. У меня есть некоторый опыт общения в таких щекотливых ситуациях. Самое главное — это дать людям понять, что им ничто не угрожает. В Лондоне в таких случаях, вместо того чтобы наносить визиты, я приглашал к себе, и в моем доме разговор как-то шел легче, свободнее. Поэтому, на мой взгляд, лучшее, что мы можем сделать, — это послать мадам Керенковой записку, не будет ли ей угодно прийти к нам сюда утром на кофе или вечером, на чашечку чая. И, простите великодушно, Наташа, я думаю, будет разумней, если попервоначалу с ней встретимся мы с Михаилом — он сможет мне переводить. Посмотрим, что выйдет, а потом, если понадобится, привлечем и вас.