Но как несколькими годами ранее Рожера спас в похожей ситуации Второй крестовый поход, так же и теперь судьба пришла ему на выручку 15 февраля 1152 г., в пятницу, когда король Конрад умер в Бамберге. За два столетия, прошедшие после восстановления империи Оттоном Великим, он первый из избранных императоров не был коронован в Риме – неудача в некотором роде символическая для всего его царствования. «Сенека по уму, Парис по наружности, Гектор в бою»[64] – от него ожидали великих деяний, но он умер, не оправдав надежд, а его страна оставалась, как прежде, во власти смут; он так и не стал императором, а остался королем-неудачником. Его похоронили в Бамбергском соборе рядом с недавно канонизированным императором Генрихом II – его отдаленным предшественником, который также не сумел совладать с нормандцами.

Оттон Фрейзингенский, сводный брат Конрада, рассказывает, что присутствие некоторых итальянских врачей – вероятно, из медицинской школы Салерно – породило неизбежные слухи о сицилийском яде; но, хотя Рожер безусловно радовался избавлению от своего самого опасного врага, нет оснований предполагать, что он этому поспособствовал. Конраду было пятьдесят девять лет, и на его долю выпало немало тягот; а средневековые хронисты соглашались объяснять смерть естественными причинами только в самых несомненных случаях. Конрад до конца сохранял ясность рассудка, и его последняя воля, обращенная к его племяннику и преемнику герцогу Фридриху Швабскому, заключалась в том, чтобы тот продолжал борьбу с так называемым королем Сицилии до победного конца. Фридрих ничего лучшего не желал. Подбадриваемый апулийскими изгнанниками, жившими при дворе, он сперва даже надеялся следовать изначальному плану Конрада и выступить против Рожера немедленно, прихватив имперскую корону по пути. Как всегда, передача власти порождала проблемы, и вскоре Фридриху пришлось отложить поход на неопределенный срок. В том, что касалось важных кампаний вне Германии, смерть Конрада связала ему руки, так же как смерть Сугерия стала помехой для Людовика годом раньше. Сицилия получила еще одну отсрочку.

И эти смерти были только началом. В течение последующих двух лет вслед за Конрадом и Сугерием сошли в могилу почти все крупные политические деятели, главенствовавшие на европейской сцене в предшествующее десятилетие. Папа Евгений внезапно умер 8 июля 1153 г. в Тиволи и упокоился в соборе Святого Петра. Он не был великим папой, но за время своего понтификата проявил твердость характера, которую мало кто мог в нем подозревать во время его избрания. Как многие из его предшественников, он вынужден был покупать поддержку римлян, но сам он всегда оставался неподкупным; его мягкость и скромность снискали ему искренние любовь и уважение, которых не могло обеспечить никакое золото. До самой смерти он носил под папскими одеждами грубое белое одеяние цистерцианского монаха; а на его похоронах всеобщая печаль была такова, что, по словам епископа Гуго из Остии, «можно было поверить, что умерший, который в смерти удостоился таких почестей на земле, уже царствует на небесах»[65].

Когда вести о смерти Евгения достигли Клерво, сам настоятель быстро угасал. По свидетельству самого Бернара, он к этому времени постоянно испытывал боль и не мог принимать твердую пищу. Его руки и ноги отекали. Он не мог спать. Бернар тоже, по-видимому, оставался в сознании до конца; но в четверг 20 августа в девять утра он умер в возрасте шестидесяти трех лет. Бернар Клервоский – неоднозначная фигура. Нынешние биографы, похоже, не менее подвластны его магнетическому обаянию, чем его современники. Они в один голос воспевают его скромность, благочестие и святость. Если говорить о душевных качествах, их панегирики, возможно, оправданны. В политической же сфере деятельность святого Бернара представляется по меньшей мере сомнительной. История изобилует ситуациями, когда священнослужители играли важную и конструктивную роль в государственных делах; но эти церковные иерархи были практически всегда также и мирскими людьми, реалистами, способными посмотреть на важнейшие проблемы своего времени холодным трезвым взором. Аббат Клерво являет нам великолепный пример того, что может произойти, когда это условие не соблюдается. Он представлял собой редкий, к счастью, вариант подлинного мистика и аскета со склонностью вмешиваться в политику. Его репутация и сила его личности создавали ему аудиторию; ораторский дар и напор делали остальное. Его слабость заключалась в том, что он жил только чувствами. Он видел мир глазами фанатика, черно-белым – черное следовало вытравить всеми возможными средствами, а белое – поддержать любой ценой. Едва ли где-нибудь в его письмах или других трудах мы найдем хотя бы намек на логические аргументы, а тем более на политическое мышление. Такой человек, обретя, по сути, неограниченное влияние и авторитет, мог породить лишь хаос; и в большинстве случаев вмешательство святого Бернара в мирскую политику приводило к разрушительным последствиям. Он уговорил Лотаря II выступить против Рожера Сицилийского, и этот поход окончился – как он только и мог окончиться – крахом, и, вероятно, послужил причиной смерти старого императора. Организованный им Второй крестовый поход стал самым постыдным унижением христианства в Средние века. Останься он в живых, не исключено, что он отстаивал бы, как уже отстаивал его родственник епископ Лангрский, идею карательного похода против Константинополя; похода, который, будучи воплощен в жизнь полстолетия спустя, нанес восточному христианству столь жестокий удар.

Сугерий, Конрад, Бернар – один за другим гиганты сходили со сцены. Примерно в это же время смерть отняла у Сицилии ее адмирала Георгия Антиохийского. В нашей истории эмир эмиров, надо отметить, предстает довольно расплывчатой фигурой. Мы видим его молодым авантюристом, покровителем искусств, оставившим на память своей стране одну из чудеснейших церквей и, наконец, стареющим пиратом, мужественным, но не чуждым позерства. Однако как адмирал, как человек, которому на протяжении четверти века Рожер был обязан укреплением своего могущества на Средиземном море, он по справедливости заслуживает большего. В этом несоответствии отчасти повинны сицилийские источники того времени. Существует только одна современная событиям хроника, охватывающая по времени вторую половину жизни Георгия, – хроника Ромуальда из Салерно; но архиепископа, вполне естественно, больше занимала политика на материке, нежели морские походы. Нам приходится обращаться к арабским авторам; но хотя они оставили детальные рассказы о морских подвигах адмирала, они мало что смогли сообщить о нем как о человеке. При этом Георгий единолично создал Североафриканскую империю Рожера. Захват Триполи в 1146 г. – явившийся результатом и логическим завершением десяти или пятнадцати лет регулярных рейдов и небольших завоеваний на побережьях – обеспечил Рожеру контроль над всей береговой линией вплоть до Туниса и, соответственно, стал поворотным моментом в его африканской политике. Прежде все вторжения сицилийцев на африканскую землю являлись – в большей или меньшей степени – пиратством, но с этого времени Рожер утвердил свою власть в африканском регионе. Он не ставил своей целью политическое господство: сицилийский король был в достаточной мере реалистом, чтобы не считать подобную цель достижимой и даже желательной. Его интересовали только стратегические и экономические выгоды, которые обеспечивал ему сам факт существования Африканской империи. И те и другие были огромными. Заняв важнейшие торговые центры на берегу, Рожер мог избавиться от посредников; доверенные лица, действовавшие в тех пунктах, где начинались главные караванные пути на юг, и получившие фактически монополию на торговлю зерном, а также многими другими товарами, вскоре смогли контролировать большую часть внутренней торговли Африканского континента. В стратегическом плане дело обстояло еще проще: господство над узкими морскими проливами между Сицилией и Тунисом означало главенство в Центральном Средиземноморье.